Эта мысль, скользнувшая где-то на краю сознания, постепенно обретала кровь и плоть и заставила меня резко приподняться. Раскалывающаяся голова закружилась, напоминая о себе, но я почти ничнего не чувствовала. Как лунатик, почти не осознавая своих действий, встала, ощущая босыми ногами холодные плиты пола, и, пошатываясь, будто в стельку пьяная, фурией понеслась к выходу, с неожиданной силой толкнув тяжеленную дверь.
Рядом послышался тихий лязг - то вытянулись струной два приставленных к двери стражника. А заметила я это только потому, что прямо передо мной, преграждая путь, возникла, присев в книксене, тучная опрятнвая женщина средних лет в тусклом безыскусном платье и в чепце.
- Светлой ночи, эстресс, - грудным голосом поприветствовала она, нарочнно преграждая мне дорогу, - Вас не велено выпускать.
Не удержавшись, отчётливо скрипнула зубами. Под замок посадили, значит...
В душе бушевал такой безумный гнев, что я и скалу снести смогла бы.
- Попробуете остановить? - Зло оскалбилась я, стараясь выглядеть заправской злодейкой.
Такие трюки вобще не в моём духе: я просто сделала ставку на то, что император не донёс до подданых информацию о том, что силой Меллиара я не распоряжаюсь.
- А вы думаете, не сможем? - Хмыкнула женщина, - Интересно, почему бы это?
- Хотя бы потому, что я избранница Меллиара, и уж поверьте, сейчас мне жалко никого не будет, - Ещё более хищно "улыбнулась" я, - А так можно ограничиться тем, что я просто поговорю с мужем. - На последнем непривычном (а в данных обстоятельствах и неприятном) слове я даже запнулась.
Надзиратели испуганно и неуверенно переглянулись меж собой, а я, воспользовавшись их замешательством, быстрым резким шагом поспешила дальше.
- Стойте, эстресс! - Вслед мне, догоняя, запричитала надзирательница, - Его высочество сейчас на балу, а вы в сорочке!
Я даже не взглянула на себя, напротив, ускорила шаг. На балу?! Праздник, ну да...
Перед глазами не осталось ничего, кроме красной пелены, и чёрно-багровой ярости в душе.
Плутала я минут десять. Но потом искомый коридор, украшенный магическими бриллиантами, всё-таки нашёлся, и я, отцепшись от пытавшихся меня остановить мальчиков-лакеев, ворвалась в сверкающий зал.
В шуме, среди танцев, музыки, разговоров и шелеста платьев, меня заметили не сразу. Но вот одна голова повернулась, затем другая. Не то, чтобы неожиданно: полагаю, сложно не заметить всклоченную, белую, как мел рыжую девицу с красными от слёз полыхающими глазами, опухшим лицом, распущенными волосами и в одной только белой атласной чорочке в пол (благо, всё стратегически важное прикрывала). Все эти шепотки, взгляды, возгласы в свою сторону я отмечала лишь краем затуманенного сознания, в десятый раз обводя взглядом зал. Дражайший муженёк обнаружился под папочкиным крылышком, то есть на преднозначенной для императора ложе.