— После допроса я отдам вам графиню. — Сцепив пальцы, король уставился куда-то в пространство. – Полагаю, как муж, вы имеете полное право покарать ее. Если угодно, Соланж приведет в исполнение обычный приговор.
— Мнимое самоубийство? – Геральт оскалился одной половиной рта. – Нет, если Элиза виновна, она умрет от моей руки. Я не прощаю врагов.
Меня покоробило от слов любимого. Я уже успела позабыть, кто такой Геральт, сейчас он любезно напомнил. Темный, не знающий пощады и привыкший убивать. И ведь рука не дрогнет отправить к душам предков женщину, к которой ластился всего пару дней назад. Ту, от которой желал второго ребенка. Которую уважал, советовался по разным мелочам. Будто ничего не было. А вдруг он и меня?.. Холодная рука страха сжала сердце. Пристально, будто видела в первый раз, осмотрела Геральта и грустно подметила: он не изменился, просто ослепленная любовью девчонка превратила его в благородного наиви, а граф навсей.
— Что-то случилось, Дария? – Почувствовав мой взгляд, Геральт обернулся.
Промолчала и запоздало присела в реверансе, приветствуя короля. Тот раздраженно отмахнулся, – не до церемоний! – но отчего-то тоже остановил взгляд на Геральте.
На меня же смотрела Элиза. Только сейчас в полной мере оценила муки, которые ей пришлось пережить. Некогда белая и нежная кожа покрылась царапинами и волдырями, рот перекосила рваная рана, на щеках, шее, груди расплылись синяки. В глубине глаз плескалось отчаянье. Графиня напоминала ведомое на скотобойню животное. Куда делась гордость, стать? Соланж сломал Элизу, вынул из нее стержень.
— Она жалеет меня, Геральт, — с удивлением пробормотала графиня и осторожно, чтобы не растревожить рану, вытерла губы. Но боль все равно исказила лицо. – Она жалеет ту, которая собиралась по частям продать ее некромантам. Наиви!
Последнее слово Элиза выплюнула со странной злобой и уронила голову на руки. Сначала решила, она плачет, но потом заметила алые пятна стыда. Жалость – унижение для навсеев, как я могла забыть!
— Дария не специально, верно? – неожиданно вмешался в разговор Соланж и протянул Элизе носовой платок. – Прошу прощения за шрамы. — Пальцы прошлись по контуру губ. – Ничего личного, всего лишь работа.
— Лучше б вы меня убили! – с неизбывной тоской выкрикнула графиня, нервно скомкав платок, и, закрыв лицо руками, пробормотала: – Позор, какой позор!