– Марик, не тронь ее! – снова прозвучало угрожающе откуда–то позади, и я попыталась хоть немного извернуться, чтобы посмотреть, как ведет себя "сиделка". Она выглядела крайне обеспокоенно: запыхавшись от быстрого шага – видимо, торопилась к Марику – и опиралась изящной "ручкой" на одну из стен коридора, вперив в моего держателя предостерегающий взгляд. Однако, похоже, на Годзиллу это не подействовало вообще, потому что его любовное объятие начало потихоньку сжиматься, а я почувствовала, что еще немного – и перестанет хватать воздуха в груди. Я снова перевела на него взгляд и только тут заметила некоторое сходство с охранявшей меня большой женщиной, заодно понимая, кому именно Марик обязан своим наиблагозвучнейшим именем. Шикарно. Просто чудесно. А на могиле моей, возможно, напишут "героически погибла в семейных годзилльих разборках". Малец воспринял меня, похоже, не иначе как причину повышенного волнения со стороны старшего поколения...
Тем временем охвативший меня кошмар, точнее, его руки, продолжал сближать и так достаточно тесное знакомство. В ужасе округлив глаза, я смотрела в его маленькие черные бусинки, и в мозгу билась одна–единственная мысль: "Не тронь! Не навреди! Не убивай меня, я так хочу жить!" Не знаю, что именно произошло дальше, но в ответном взгляде скользнуло какое–то чувство, а в следующую минуту сознание меня покинуло.
Когда очнулась, не могла понять, что происходит. Сознание металось, отказываясь нормально функционировать, в руках чувствовалась непривычная тяжесть, а все ощущения от тела были совершенно незнакомыми. Пропала легкость, вместо нее появилась странная грузность, дыхание стало тяжелым, с одышкой, в голове шумело. Открыла глаза и обомлела, глянув вниз, на руки: я удерживала собственное бесчувственное тело! Мои руки при этом были землистого цвета, того же самого, что у моей первой провожатой и Марика, соответственно. И руки эти ну очень напоминали те самые почти клешни, что держали меня изначально! Мамочка! Мамочка дорогая, это что же получается – я у Марика в голове? У этой Годзиллы на ножках?
Перевела потрясенный взгляд со своих "рук" на новоиспеченную "родственницу", но та лишь вопросительно взирала в ответ:
– Марик?
Видимо, выражение панического страха на лице сына было нетипичным, поэтому она с сомнением сделала шаг вперед, как раз тогда, когда я, снова переведя взгляд на свое обмякшее тело, горестно простонала: