Здесь было тихо - в этом царстве вечной осени - и неспешно осыпались кленовые листья, а на ветвях их не убывало. Как может быть такое? Завороженная этим невиданным зрелищем, Ханаджимэ углубилась в сад. Сперва она услышала тихий перезвон ветряных колокольчиков из серебра, стекла и бамбука, а затем - нежный голос флейты. Среди кружения алых листьев танцевал неспешно Аки-ши, облаченный в красное и золотое, наигрывая на флейте. Что за диковинное зрелище!
Так с этих пор и повелось. День за днем трудилась Ханаджимэ не покладая рук и не слыша от господина доброго слова. Ночью же выходила она в сад и слушала, как играет господин на флейте.
Прошла уже большая часть срока, когда случилось вдруг несчастье. Невиданный переполох отвлек Ханаджимэ от варки бобов мисо, и пошла она посмотреть, что стряслось. И видит: широко раскрыты ворота, и вносят во двор усадьбы носилки, а на них человек весь в сером, и волосы его серые. Выбежал из дома господин.
- Мурашигурэ*, что случилось?!
- Господин, - тихо ответил раненый, - возле деревни Цутоя поймали меня крестьяне в бумажные силки и стали бить заговоренной плетью, приговаривая: не мочить тебе более наших посевов до гнили. Но разве я сам решаю, когда дождю лить? Я верно служу вам и Небесному Государю.
Выпрямился Аки-ши и велел грозно:
- Меч мне! Амеаши, Дошабури, Очиба, Ракуё, Хацушимо*, за мной!
Увидела Ханаджимэ грозных воинов и испугалась. Что же будет теперь с людьми? Так разгневался Небожитель, что гибель верно ждала всех. Кинулась Ханаджимэ перед Аки-ши на колени.
- Господин! Пощадите этих людей! Они не ведали, как сильно оскорбляют вас!
- Не ведали, говоришь? - Аки-ши усмехнулся. - Очиба, посади ее на коня позади себя. Пускай госпожа Ханаджимэ полюбуется на смертный мир.
Ударили копыта, высекая гром и молнии, и кони вмиг домчали до смертной земли, до деревни Цутоя, подвластной князу Накодомэ. Поля ее и в самом деле сильно пострадали от проливных дождей, кое-где рис сгнил на корню.
- Делайте, что должно, - велел Аки-ши своим воинам, а сам снял Ханаджимэ с коня, взял за руку и повлек за собой вверх по склону к древнему святилищу. славилось оно, насколько знала Ханаджимэ, бронзовым зеркалом и чудесным хагоромэ*, подаренным Цутое кем-то из Небожителей.
Между тем погода разыгралась вовсю: ветер, град, проливной дождь. Жители в ужасе попрятались в дома, проклиная бесов, но трое или четверо во главе со старостой побежали наверх, к святилищу. Там, не замечая пока гостей, они принялись охаживать веревками, витыми из бумаги, все, что находилось в тесном святилище. Глаза Ханаджимэ понемногу привыкли к полумраку, и предстало перед ней ужасное зрелище. Висела на стене, опутанная цепями и заговоренными веревками, красивая девушка. Хагоромэ ее потускнело и изорвалось, голова безвольно повисла, черные, с серебряными прядями, волосы спустились до земли. Раз за разом били по ней хлысты, и с каждым ударом все сильнее текли слезы Ханаджимэ.