Придя на свидание, я несколько раз обругала себя, что поддалась на авантюру. Немец оказался и впрямь богатым, обаятельным и… явно искал не жену. А стоило переводчице отлучиться припудрить носик, этот самый немец на чистом русской языке сообщил:
— А теперь поговорим о деле.
И выдержал паузу, давая пройти моему первоначальному ступору. Выяснилось, что меня ищут по поручению брата. И самое пикантное — вышеназванный брат, оказывается, мой. Поначалу подумалось, что Гюнтер меня с кем-то путает.
Вернувшаяся переводчица не дала разузнать больше, потому что Гюнтер снова сделал вид, что ни слова не понимает по-русски. На следующий день он нашёл меня сам. При этом переводчица клялась, что никаких контактов не давала. Что было странно и не давало махнуть рукой на всё происходящее.
— Как пойдёт, — невозмутимо ответил Гюнтер. — Не делайте столь презрительное лицо, словно вам неприятно.
«Бабники — это неприятно или нет?»
Вслух произносить ничего не стала, ибо ещё неизвестно, как он отреагирует. Ведь ясно дал понять, что знает обо мне куда больше, чем показывает. Поэтому лучший выход — молча слушать и временами задавать чёткие вопросы. Самым неприятным было то, что Гюнтер явно всё понимал. Даже без слов.
— Зачем я понадобилась брату? — прямо спросила я.
Брат так брат. Буду пока называть так.
Гюнтер взял чашку и сделал глоток. И неожиданно для себя я невольно засмотрелась. В его карих глазах вспыхнули золотисто-коньячные искры: слишком яркие, нечеловеческие. Мои кончики пальцев похолодели. Нет, он не зеркальщик. Мы так не умеем. Все, кто слышит зов зеркал, внешне выглядят как обычные люди. А этот… кто он?
— София, вы прекрасно знаете, что такое дар, — лениво обронил он. — И что именно происходит, если он передаётся треснувшим зеркалом.
Я-то знала. Как и историю моей прабабки Ирины, которая получила дар, взглянув в треснувшее зеркало в лавке антиквариата в далёком Гамбурге. После этого, приехав домой, она начала слышать голоса зеркал.
— Если в него посмотрят два человека одновременно, то дар разделится, — ровно сказала я. Распахнулись дверцы из светлого дерева, пропуская официантку с моим заказом. — Что, скорее всего, и произошло.
Прабабушка говорила, тогда в лавке были ещё люди. Но смотрелся ли кто-то в зеркало ещё — не знала. Да и кроме неё, ни у кого в нашей семье дар не проявлялся. Только вот до меня докатилось. И тут тебе здрасте. Оказывается, есть брат. При этом, ясное дело, не по крови, а по дару. Только почему столько времени все молчали, а тут резко зашевелились?