Ничего не поделаешь, у Мастера не забалуешь. Сначала омовение, потом разминка-тренировка и только затем завтрак. Причем лентяю порция будет урезана вдвое, чтобы никто не пытался мухлевать и упражняться вполсилы. Правило, установленное в Школе раз и навсегда: кто хорошо работает, тот хорошо ест. И наоборот.
К тому моменту, как Имэй наварила риса, уже окончательно рассвело. Солнечные лучи разогнали туман, укутавший сад, и сразу стало как-то веселее на душе. Опять же, нынче на дворе первый день месяца {Лидун} (1). Скоро начнут возвращаться ученики, те, кому можно вернуться, разумеется. У кого-то закончится очередной контракт, кому-то нужно подлечиться и отдохнуть, а кто-то просто соскучился по дому. Припасов, руками Имэй и её неимоверными усилиями, заготовлено на целое войско. И это еще одно правило Школы: еды должно хватать всем — ученикам, гостям, болящим, раненым и беженцам, если таковые случатся. И никого не волнует, кто всё вырастит, соберет и заготовит впрок. Имэй огорченно взглянула на свои ладони — у лошадей копыта мягче. А все почему? В поместье в этом году остались только они с Мастером да четверо младших учеников - мальчишек возрастом от пяти до десяти годов. Те еще помощнички!
- Сестричка, есть хочу! - с порога заорал разгоряченный бегом Ян Янь. И получил еще один подзатыльник, но уже персонально от Мастера.
У Имэй по старой памяти заболела шея. Конечно, ей доставалось раз в десять меньше, чем тому же Бродяге, но все равно было, что вспомнить о временах её собственного ученичества. Те же побудки ни свет ни заря, те же пробежки в любую погоду, скудный завтрак, уроки и тренировки, а потом работа по хозяйству до самого заката. И в конце дня ужин как прекрасный миг блаженства, плавно перетекающий в крепкий сон без задних ног.
Говорят, в других Школах порядки мягче, но Имэй не верила в россказни. Строже — запросто, голоднее — почти всегда, но найти среди чужих Мастеров кого-то, кто бы сидел за одним столом с младшими и ел то же самое, что новички, практически невозможно. Потому что их Мастер Дон Син— бессмертный святой, сошедший с Небес ради милосердия.
- Ты долго еще будешь на меня пялиться, девушка? - проворчал тот, и, разломив пополам свое яйцо, скормил больший кусок восьмилетнему Чуну и тут же на него прикрикнул: - А ну-ка, сядь ровно, не горбись!