Золоченая надпись на полированной плитке блеснула в солнечных лучах — за окном разгорался уже седьмой день мирной жизни. Жизни, в которой боевая магичка, лишившаяся дара, оказалась бесполезным грузом для поредевшего Ордена.
— Я не больна! — огрызнулась Ло. — Я всего лишь могу умереть в любую минуту. Так это можно сказать о каждом. Даже о вас, магистр.
— Угрожаете? — нехорошо прищурился Антуан и тут же опомнился: — Ладно, ладно… Послушайте, Лавиния, мне действительно жаль. И ваш опыт бесценен — признаю. Но преподаватель без капли дара? Вы себя вспомните в их годы. Это же не просто дети! Это мажата, еще не умеющие контролировать силу. Или не желающие. Они же вас живьем съедят!
— Подавятся, — процедила Ло, умом понимая, что магистр до тошноты прав. — Я вполне могу читать курс герменевтики. Или артефакторики. Да хоть этикета — в тридцать три рогатых демона через Барготову мать!
— Последний аргумент особенно убедителен, — с каменным лицом согласился магистр.
Встав из-за стола, он подошел к окну и задернул шторы. Неужели изволил заметить, что гостья морщится от солнца прямо в лицо? Ло хмуро посмотрела в сгорбленную спину, обтянутую черным суконным камзолом. Саттерклиф носил траур по погибшему сыну. Длинные волосы магистра, перевязанные черной же лентой, падали на спину неряшливым белым хвостом, и Ло только сейчас поняла, что Саттерклиф за последние месяцы почти полностью поседел и будто стал ниже ростом. А ведь всего пару лет назад был полным сил и жизни дамским угодником и щеголем.
— Послушай, Лавиния, — утомленно сказал Антуан, вернувшись к столу и не присев за него снова, а опираясь о столешницу ладонями. — Я сколько угодно могу говорить, что мне жаль, но это ничего не изменит. Мы оба знаем, что магия исцеления тут бесполезна. Думаешь, я пожалел бы денег на лекарей для героини Руденхольмского ущелья? Для Стального Подснежника? Да я бы последнее выскреб из казны, хотя она, видит Пресветлый Воин, и так пуста. У меня еще дюжина парней в госпитале — и это только полноценные маги. Да послушников два десятка. И целители говорят, что большая часть из них останется калеками. Ну, хоть с даром… И многие тоже мечтают о месте преподавателя. Понимаешь, Лавиния? У них еще вся жизнь впереди! Ну и что, что без руки или с обожженным лицом — преподавать это не мешает. А ты… Тебе ведь даже волноваться нельзя! Осколок стронется, дойдет до сердца и…