На лестничном пролёте Ане сама потянулась к своему спутнику, и поцелуй захлестнул горячей нежностью, потёк по телу расплавленной лавой.
– Ане Ламель, вы что себе позволяете? Кто вам позволил нарушать постельный режим! Послеоперационная!
– Ой, – виновато сказала Ане.
Вид у Мерседес Хименес был отменно свирепым.
– Жаров!– с гневной яростью выдохнула доктор. – Вон!
– Есть, док, – отдал он честь, и подмигнул Ане.
А она поняла, что сейчас грохнется в обморок. Игорь подхватил её, и под сердитый выговор доктора Хименес отнёс в палату. Маленькая целительница обругала чёрными словами всех вояк вообще и одного идиота в частности, безжалостно выставив оного идиота за дверь. Подсела к Ане, особым образом растирая руки, и девушке показалось, будто вокруг кистей доктора вспыхнуло на еле уловимое золотое сияние…
Уплывая в наведённый доктором целебный сон, Ане улыбалась, ощущая на губах дыхание жара – прикосновение [его] губ. Кажется, я влюбилась, подумала она, чувствуя себя донельзя странно.
Влюбилась.
По уши.
В генномодифицированого солдата-пирокинетика.
Ага.
Папа с ума сойдёт.
И это была последняя связная мысль, после которой сознание окончательно ухнуло в исцеляющее забвение.