Коровушкин и сплошное безобразие! - страница 3

Шрифт
Интервал




Да, разгорячился Заюшкин всерьез, вот и верь потом фамилиям, весь прищурился, оскалился и больше походил даже на Тигрова. Надо сказать, что вместе со здоровьем ясность мышления его несколько увеличилась, вот только однобокость никуда не исчезла. Иван Петрович принял вызывающую стойку — согнулся, опираясь руками о колени, и оценивающе стал осматривать нашего паренька исподлобья. Тот слегка опешил от столь непредвиденного поворота событий и весь съежился. Теперь у него действительно был жалкий вид — самое то для попрошайничества. Значки, висящие на джинсах, застенчиво побрякивали.

— Да, было дело. Испугался чуток.

— Я смотрю, ты и шляпу припас подходящую, чтоб кидали бумажки, а мелочь вся сквозь дыры просеивалась? — все больше и больше наседал на мальчишку уважаемый господин, форменно проснувшись и глаза продравши. Теперь наш "Тигров" вдруг вырос пред волшебничком во весь могучий рост и застыл как отвесная скала.
Паренек попятился назад и решился на вопрос, как на последнюю надежду спастись от такой неожиданной благодарности:
— А третье, третье какое у тебя желание?
— Третье?! Да чтоб ты свалил отсюда поскорее вместе со своими милльёнами! Глаза чтоб мои тебя не видели!
Заюшкин схватил толстенный глянцевый журнал, которым укрывался ночью, свернул его в трубочку, замахнулся и хотел было треснуть нашему пареньку по лбу, но тот ловко увернулся и, выхватив журнальчик из рук неблагодарного, принялся улепетывать подобру-поздорову, поднимая пыль тяжеловесными ботинками. Пока этот первый блин комом, то есть первый желатель, не нашел какую-нибудь палку. Здоровья то теперь у него хоть куда! Толкнет разок, и улетишь в тридевятое царство.

...Иван Петрович Заюшкин, наконец-то успокоившись и убедившись в том, что никто не посягает на его пространство, стал разглядывать сам себя. Вернее сказать, не он сам себя, а его — прохожие, что семенили мимо. Заюшкина обычно народ баловал и монеты кидал щедро: ну нравился он публике! Неизвестно, правда, чем именно. Но то ли симпатию, то ли жалость, вызывал исправно, так что на пиво хватало всегда, а частенько еще и на мороженое с вялеными кальмарами. Сегодня же, после окаянного волшебника, день не заладился радикально: все мимо проходят, глаза удивленные таращат, и ни одной монеты никто не кинул. А тут еще какая-то бабуленция остановилась и давай причитать, мол, совсем молодежь обнаглела, работать не желает, здоровья сколько хочешь, а все туда же — попрошайничать! Тогда-то Иван Петрович и понял, что с ним приключилось неладное — желание исполнилось — синяков нет, кожа — красивая, спина гнется как у гимнаста, и зубы все на месте! Что ж теперь де-е-лать-то? Кто ж ему теперь такому здоровому детине поверит, что он работать не может? Кто пожале-е-е-т? Ну, волшебник, ну, подлец, здоровье вернул, денег — не дал — жизнь совсем под откос пошла...