Ефим усмехнулся:
— Можно! Еще как можно. Уж поверь мне, я так жил бόльшую часть своей жизни!
Алан озадаченно промолчал.
— Ладно, ребята, пойду я обратно, а то скоро светать начнет.
Я с усмешкой спросила:
— Ефим, а где же твоя хламида?
— Ты знаешь, на теле она бы мне мешала, а вот если ее жгутом скрутить — вполне хорошая веревка получается.
Я тихонько рассмеялась. Ефим приблизился и поцеловал меня в щеку:
— Ты на меня не злишься?
Я взъерошила ему волосы:
— Нет. Иди уже, лесной ниндзя!
Ефим огляделся, потом попросил:
— Алан, подержи дверь. Да нет, вот так.
Алан закрепил дверь в приоткрытом положении. Ефим уцепился за ее верхний край, оперся одной ногой на ручку и постепенно поднял тело на торец двери. Потом встал на него одной ногой, а другой оперся на чуть выступающий угол наличника и дотянулся руками до верха стены. Опираясь об нее ногами, он постепенно подтянулся — мы могли наблюдать за его тёмным силуэтом на фоне светлого покрытия стен. И вот он уже наверху — грациозный, как акробат, на фоне сереющего неба в куполе. Раскинув для равновесия руки, Ефим пошел по торцу стены и скрылся из поля зрения.
Визит Ефима зародил во мне надежду. Ведь все эти восемь дней я была озабочена лишь тем, как бы мне спастись от Ставра — и вот только сейчас я опять смогла думать о свободе, о портале, о Сашке… Алан тоже ходил с очень задумчивым видом - похоже, и его зацепили слова Ефима.
На момент просыпания Ставра я мирно лежала пристегнутой на своем месте, ребенок был упрятан, а Алан готов к новому трудовому дню. Первые слова Ставра были на удивление предсказуемыми:
— Эй, мутант! Ты где? Отстегивай меня! Как ты посмел усыплять меня насильно?! Я же первородный, причем лучший из них!
— Для сохранения порядка в манипуляционной инструкция допускает насильственное усыпление и по отношению к первородным.
— Вот же… Да ты просто… Нет, ты не просто мутант — ты человек-инструкция, и никакие чувства тебе не ведомы! И разговаривать с тобой бесполезно!
Алан с горькой усмешкой посмотрел мне в глаза. Эх, Ставр, знал бы ты — как же ты жестоко ошибаешься!
***
Чуть позже в манипуляционную зашел приятель Алана, даже я уже запомнила, что его зовут одиннадцать семьдесят два. Он произнес:
— Двенадцать восемьдесят четыре… Я пришел за первородным, как ты и говорил — через час после рассвета. Он может идти?