— Ну, — все так же непонимающе протянули в трубке.
— Что эта писательница очень возвышенная, тонко чувствующая натура. Она вся такая умная, внимательная, остроумная, ироничная, веселая, — тут природная выдержка дала слабину, и сквозь непринужденный тон начал проскальзывать неприкрытый сарказм. Да, он уже не мог скрывать горькой иронии. На другом конце замерли, ожидая продолжения, и оно последовало:
— Она такая неординарная, неповторимая, просто королева фэнтези! — да, вот тут его уже совершенно понесло. Он уже никак не скрывал того, что ощущал на самом деле, выплескивая в слова весь свой накопившийся яд.
— Гер, я не понимаю, что случилось? — на том конце попытались осторожненько прояснить ситуацию, но мужчина как будто только и ждал этого вопроса. Чуть ли не срываясь на крик, он прорычал:
— Да ты ее видела? Это нежное ранимое чудо неземной доброты и несравненного таланта? — в трубке пытались что-то промямлить на тему того, что настоящее имя с трудом выяснили, а уж фото и подавно достать было невозможно, так что… — Так что понятно, что только одному Геру и посчастливилось ее лицезреть...
Гер снова нетерпеливо прервал собеседницу, продолжая выливать на нее все свое ужасное настроение, которое стало таким именно после встречи с этой королевой фэнтези.
— Так вот. А я видел! Там такая огромная толстая баба, наверное, размера шестидесятого, грубиянка, вульгарная, безвкусно одетая, с замашками рыночной торговки! Она так горланит своим зычным голосом, что он распугивает в округе всю живность на пару километров! Ты говоришь, что она пишет о сексе? Интересно, откуда она знает, что это такое?! Вряд ли к ней кто-то осмелится просто приблизиться, не то, чтобы хотя бы попытаться поцеловать! Об остальном я молчу. Вот имя — Клавдия Ивановна — ей отлично подходит. Эдакая тетя Клава.
Вот, он почти все высказал. Почти. Обычно Гер был гораздо более терпим к человеческим недостаткам, во всяком случае, не отзывался о них с таким явным неодобрением и злостью. Но сегодня был другой случай. Сегодня эта чудо-писательница вывела его из себя. Он кипел, его слова сочились ядом, он никак не мог успокоиться. Его явно надули. Кто-то явно ошибается. Или читатели совершенно ничего не понимают в прекрасном, или это не та женщина, что им нужна! Операция под угрозой. Вот точно, это недоразумение, что он только что имел сомнительное удовольствие встретить, точно не могло написать чего-нибудь доброго и милого, что вызывало бы восторг у такого количества людей! Для Гера это было очевидно. Просто не могла. Да оно вообще не могло чего-либо написать! Из ее уст лились такие неблагозвучные выражения, что Гер засомневался, что эта женщина вообще владеет обычным русским языком, а точнее, литературной речью.