Каждый кувшин располагался на отдельном постаменте в виде колонны. Вероятно, сосуды были антикварными и стоили уйму денег.
Карлик усмехнулся. Его лицо составляло разительный контраст с безобразным телосложением. Кем он мог быть? Главарем подпольной бандитской шайки? Сыном олигарха, которого безутешный папаша снабжает деньгами и прячет от людских глаз?
– В сосудах живут джинны, – доверительно сообщил он. – Иногда они исполняют мои желания.
– Джинны?
– А что тебя удивляет? Ангелы созданы из света, люди – из глины, а джинны – из чистого огня. Говорят, они помогали Соломону возводить Иерусалимский храм.
– Санта – один из них? Он водит твою машину, готовит тебе еду… убирает в доме тоже он… Санта и садовник, и прачка, и сторож, и… в общем, добрый джинн!
– Ты угадала, – без тени обиды согласился Агафон. – Когда-то я оказал ему неоценимую услугу… и теперь он отрабатывает долг. Он сам так решил. Нужно уважать чужую волю.
– Думаешь, я тебе поверю?
Карлик пожал чрезмерно развитыми плечами, всем своим видом выказывая безразличие.
– Джинн – означает гений: злой или добрый. Существо, умеющее делать то, чего не умеют другие. Только и всего. Ты прячешь своих джиннов, а я поселил их в эти чудесные медные кувшины. Так всем спокойнее, – и мне, и им.
«Он шизофреник, – поняла Глория. – Псих, у которого раздвоение сознания!»
– Я прячу? – машинально пробормотала она.
– А разве нет? Разве время от времени они не вырываются наружу… и не проносятся, подобно смерчу, по твоей жизни? Не куролесят? Не разрушают то, что ты кропотливо создавала?
Глория вспомнила письмо, свою нелепую поездку в Прокудинку… и смутилась. Что заставило ее поступить так глупо, так опрометчиво? И к чему это привело?
– Бывает, да? – засмеялся Агафон. – Знаешь, зачем царица Савская на самом деле приезжала к Соломону? Чтобы он отгадал ее собственную загадку! Она проделала долгий и трудный путь, чтобы мудрец открыл ей глаза на ее джиннов… и помог укротить их. Ха-ха-ха! Или приручить.
Он осекся и смерил Глорию изучающим взглядом.
– Я, кажется, забегаю вперед. Ты устала… Давай, присядем.
Карлик заметил ее усталость раньше ее самой. Он увлек Глорию к большому мягкому дивану из бархата с вышитыми золотой нитью цветами, и потянулся к ней губами. Она молча отстранилась. Напротив дивана, на стеллаже сидел бронзовый трехглавый пес: все три его пасти были оскалены, между клыками виднелись языки. Глаза пса поблескивали красным.