Моя ладонь с мертвенно-бледной кожей казалась почти прозрачной рядом с горячим чёрным камнем. Смотря в знакомое лицо, ласково гладила изображение улыбающейся женщины.
Почему люди на надгробиях всегда кажутся такими счастливыми? Чтобы живые меньше мучились муками совести? Не так сильно тосковали? Смотря на их лица, я испытываю только зависть. Они умерли и не знают ничего, что было после. Какого это быть совсем одной, зная, что виновата во всём.
– Здесь есть место и для меня. Моё лицо… Тётя Рая ведь не знала, что я выживу. Так странно. Савина Алла Дмитриевна. Фамилия теперь другая, придётся переделывать. Шестнадцатое августа тысяча девятьсот восемьдесят шестого. Да. Остался только прочерк. Один лишь прочерк.
Не знаю, зачем разговариваю с безмолвным надгробием. Зачем рассказываю всё это им. Иногда я ужасаюсь, что на таком маленьком клочке земли похоронено столько людей.
Савин Евгений Дмитриевич. Мой любимый старший братишка. Мама родила нас с большой разницей, почти двенадцать лет. Он был для меня самым лучшим другом. Я всегда оставалась для него маленькой принцессой. Женя любил изображать рыцаря, даря мне какой-нибудь цветок, сорванный им с ближайшей клумбы.
Савина Елена Павловна. Леночка, только-только закончила университет. Сложно сказать, что она нашла в сорокалетнем мужчине. Видимо, то самое крепкое надёжное плечо, защитника, добытчика. За Женей любая женщина могла чувствовать себя как за каменной семьёй. Мне кажется, что я даже сейчас слышу её звонкий смех, вижу милое, немного смазливое лицо настоящей куколки.
Савин Андрей Евгеньевич. Андрюшка, славный колобок. Мерзко понимать, что лицо, которое скорее подходит для детского питания, смотрит на меня задорным взглядом с каменного надгробия. Они даже его первый годик решили отпраздновать вместе с любимыми бабушкой и дедушкой. Мой подарок лежал рядом с внушительной коробкой для отца.
Савин Дмитрий Евграфович. Папа. Через неделю после похорон брата и его семьи, у него обострилась язва, и открылось кровотечение. Лежал в одной больнице вместе со мной. Но только если мне ещё ничего не говорили, я могла лишь догадываться о том, что произошло, папа принял весь удар на себя. Так постарел, его худое измождённое лицо наводило на меня ужас. На сороковой день мама хоронила отца.
Савина Евдокия Степановна. Мамочка, родная моя. Сколько же тебе пришлось вынести. Мало того, что похоронила мужа, похоронила сына, внука, так ещё и я находилась в полусознательном состоянии, постоянно твердя, что не хочу жить. До сих пор не понимаю, почему выжила. Почему? Обширный инфаркт и я на костылях. Снова беспомощно смотрела на смерть близкого и родного человека.