«Папочка! Ты самый лучший на свете!»
Вот ведь чёрт!
Вячеслав шарахнул дверью и, не колеблясь, повернул ключ. Лина тут же замолотила по двери кулаками и заскулила, точно раненая волчица.
Вот чёрт!
«Будет легче», – говорили ему, когда дочери сравнялось шестнадцать, и её впервые притащили домой пьяную вдребадан. – «Она перерастёт. Перебесится…».
Однако Ангелина росла, и становилось только хуже.
Привод в семнадцать. Выкидыш в девятнадцать. Возбуждение уголовного дела в двадцать…
Вячеслав отмазывал дочь всеми силами. Отмазывал, как мог. От всех. Благодаря его связям Ангелину до сих пор не отчислили. Она продолжала учиться на переводчика, хотя месяцами не появлялась в Университете. Преподаватели покорно ставили зачёты, а как же иначе! Ведь это же дочь самого Нестеренко!
«Она на языковых курсах в Амстердаме», – врал он ректору, когда Ангелину арестовали за пьяный дебош.
«Отправилась с корпусом мира в Гану», – сообщил, когда дочь пропала неведомо куда на неделю.
Ангелина приводила в дом друзей. От друзей этих у Вячеслава болело сердце. Нет, он сам далеко не монах, и молодость у него была… ну… в общем, что надо была молодость, только… «увлечений» дочери Слава не мог ни понять, ни принять…
Наркотики…
Какое простое и страшное слово. Сколько боли в нём. Сколько сломанных надежд…
Как же так вышло, что их с Машенькой девочка-ангелочек подсела на эту дрянь? От одной мысли об этом нехило бросало в дрожь.
Бедная девочка…
Он пытался её лечить. Ангелина сбегала из наркологии дважды.
Вячеслав нанимал психотерапевтов. Одного Лина искусала, с другим переспала.
А теперь заявила, что собирается замуж за какого-то нарколыгу, которого и человеком-то назвать можно только с большой натяжкой.
Ну уж нет!
Довольно!
– Ты не выйдешь отсюда до приезда доктора Тихомировой! – отрезал Вячеслав, развернулся и зашагал прочь, а в спину летели проклятия, одно страшнее другого…
Он мог бы попросить коньяка в гостиную, разжечь камин и сесть в кресло, но… Оставаться дома не хватало сил, словно сами стены здесь были пропитаны ядом…