— Ты про Миланду? — он вопросительно взглянул на жену, не забыв скосить глаза на аппетитно приподнимающуюся из корсета плоть. — То есть как это что? Я же обещал Брайну, а потом уже и Кассандре, упокой Всесветлый их души, чтобы они не переживали, выращу как свою родную дочь, — он вздохнул, не эти мысли бродили сейчас в его голове, — обижать её не буду и любить, конечно, постараюсь.
— Посмотрите на него, какой заботливый, — пошла в активное наступление женщина, качая головой — любить он её будет, — передразнила она его, — а своих родных что? Забросишь?
Густав, ещё не растерявший благожелательный настрой, решил просто отмахнуться от насевшей супруги.
— Ну что ты, как всегда, сочиняешь? — взмолился он. — Как я могу забыть про своих родных кровинок? Актидия, дорогая, успокойся, что ты всё выдумываешь-то?
— Ничего я не выдумываю. Ты всегда будешь нести за неё больше ответственности, и отдавать ей самое лучшее. Знаю я эту твою ненормальную ответственность перед всеми, кроме нас. А мы с девочками будем у тебя на втором месте, — вытерла она платочком сухие глаза. — А ты не думал о том, что если бы Брайн был бы жив, то у нас не было бы даже дома?
— Актидия, ну хватит уже! — начал закипать Густав, — Брайн никогда бы не выгнал нас из отцовского дома!
— Нас? Может быть, и нет, а наших детей? Его бы дети не выгнали?
— А, так вот ты куда клонишь? — Густав вскочил с кресла. — Тебе, что и сейчас всего мало? Нет его! Нет! И жены его нет! Осталась эта кроха! Совсем одна! Что она тебе сделала, что ты её уже ненавидишь и меня жрёшь поедом? — он вцепился руками в свои рыжие волосы, и заревел как раненый медведь. Актидия отпрянула от него, поняв, что довела мужика. У обычно очень добродушного и спокойного мужчины сейчас между пальцами пробегали искры.
«Побегай, побегай, — злорадно подумала она, наблюдая за мужем, — а я всё равно своего добьюсь. Не будет этого отродья в этом доме». И взмахнув многочисленными юбками, она унеслась в другую часть дома, подальше от разъярённого мужа.
Густав, не желая сейчас видеть и слышать свою супругу, схватил трубку, которую он так и не закурил, и быстрым шагом покинул дом. Выскочив, как ошпаренный, за дверь, он даже не заметил на крыльце стройную, одетую во всё чёрное, фигуру незнакомой ему женщины.
Незнакомка, оказавшаяся случайной свидетельницей разыгравшейся сцены, приподняла вуаль и постучала тонкой тростью в массивную дверь. Вскоре дверь открыла Актидия и, увидев женщину, быстренько нацепила на лицо маску с названием скорбь.