Городское управление она все-таки убедила, но даже вспоминать не хотела, чего ей это стоило. Джилл дали четыре месяца, за которые она сумела совершить невозможное – нанять помощников, оплатить большую часть долгов и найти новых клиентов. В последнем помог книжный клуб исторической литературы, которому она разрешила бесплатно проводить собрания по вечерам среды и пятницы, а также гостиница напротив. Ее хозяин кофе с лавандой не любил, но за чашечку простого крепкого напитка без сахара, которого Джилл приносила ему каждое утро, разрешил поместить в номерах листовки с приглашением посетить кофейню по соседству.
Итак, благодаря туристам и читающим гражданам, которые на собраниях нет-нет да и заказывали чашку-другую, лавандовая кофейня Джилл понемногу держалась на плаву. О стабильности, а тем более, процветании говорить было рано, но Джилл при всей своей прагматичности мечтать любила.
Мечтала она о многом, но в первую очередь, о том, чтобы время летело чуточку быстрее. Джилл уважала свои года и молодость, но они же и мешали ей стать тверже на ноги, хотя бы потому, что первый вопрос, который задавали ей в банке, когда она пыталась взять ссуду, был о замужестве. Есть ли жених? Почему нет? Вы больная? У вас судимость? Может, есть внебрачный ребенок? Последнее в портовом городе Вилраде, полным шлюх и бандитов, считалось особенно неприличным. Одно дело – внебрачные дети путаны, которая и дамой-то не считалась, совсем другое – рожденный без законного отца ребенок женщины, претендующей на звание приличной горожанки, у которой еще и собственное дело имелось. Нет, у Джилл не было ни детей, ни жениха. Все это относилось к области, которую она называла одним словом – «некогда». Поэтому из банка она обычно возвращалась с пустыми руками.
Прямо под окнами раздался звонкий девичий смех, и Джилл поняла, что снова начала засыпать. Вот, что значит ложиться в три часа ночи. Она уже какую неделю пыталась самостоятельно разобраться в заполнении налоговой декларации, а так как день проходил в рабочей суете, за бумажки удавалось сесть только поздним вечером. У бабушки подобными вещами занимался наемный бухгалтер, но на его услуги у Джилл пока денег не было.
Мальчишка лет двенадцати в лихо заломленной кепке карабкался на верхушку тополя, а внизу стояла того же возраста девчушка с леденцом во рту и старательно ему хлопала. Пацан, похоже, собирался забраться на самую верхнюю ветку, чтобы выполнить трюк, известный всему миру под названием «Мама, я без рук!». Он, и в самом деле, часто отпускал руки, цепляясь за ствол одними коленями, но чем дальше он карабкался, тем глаже становилась кора, и выпендриваться становилось труднее.