Ведьмы продолжали читать. Вдруг он весь затрясся, лицо его потемнело и перекосилось, и он оскалился, и мне стало страшно от того, что я увидела его в таком состоянии. Я нечаянно вспомнила как он мучил меня, и на секунду моя душа переполнилась ужасом, но потом перед глазами пронеслись наши счастливые дни, которых было намного больше, чем тех, первых, плохих… Я чувствовала, как слезы непрерывно текут по лицу и мешают смотреть, я утирала их снова и снова.
Ко мне наконец сквозь защиту прорвался стон моего любимого, его крик, словно усиленный многократно, умноженный, будто кричало сразу несколько человек. Крик боли, бессилия, злобы и страдания. И тогда я тоже закричала. Все, что не могло прорваться, вдруг прорвалось, и я кричала так, как никогда в жизни. Казалось, что стены дома задрожали, но не впускали меня. Я видела, как его убивают, и ничего не могла сделать. Я порезала руки о разбитое окно, безуспешно пытаясь проникнуть через него, но заклинание было очень мощным. Вцепившись руками в оконную раму, я вглядывалась в искаженное лицо Антона, он видел меня, и мне показалось, что по лицу его тоже текут слезы. Я чувствовала, словно у меня что-то вытягивают через солнечное сплетение, словно отрывают что-то, а в ушах шелестел шепот любимого.
- Нина, Нина, помоги мне... – Он еще надеялся, что смогу его спасти, а ведьмы уже не обращали на меня внимания, уверенные, что я им не помеха. – Нина, ты помнишь как нам было вместе хорошо… Не дай им убить меня, Нина… Мне больно, Нина, я так хочу жить!..