Он навалился на девушку всем своим телом, из-под которого виднелись лишь ее оголенные коленки. Не говоря ни слова, я огрела насильника тяжелой лопатой сначала по спине, а когда он повернул свою потную и красную, от вожделения и возбуждения харю, со всей силы, припечатала еще и по ней.
- Маринка, ты живая там, - чуть не плача, я стащила потерявшего сознание мужчину с подруги. На нее было жалко смотреть: рубашка и брюки разодраны, а на скуле растекался здоровый кровоподтек. Она была в сознании и, увидев меня, разрыдалась. Я прижала ее к себе, стала гладить по волосам, успокаивать. Ее трясло.
Минут через пять, до меня дошло, что Степан не шевелится. Я проверила пульс, он был еле слышим.
- Белла, - Марина пыталась прикрыть оголенную грудь рваной рубашкой, - он что, мертвый?
- Живой.
Она разрыдалась.
- Маринка, хватит реветь, - я сняла с вешалки висящий в этом углу темно-синий рабочий халат ветеринара и бросила его девушке. – Одевай и иди в медчасть.
- А ты?
- Буду решать, что с этим делать, - я показала на все так же лежащее на грязном полу тело мужчины.
У нее округлились глаза.
- Хватит придумывать, - пресекла я ее воображение. – Пойду к Николаю, у него нашатырь должен быть в аптечке.
***
- Нехорошо, заключенная Серебрянская, начинаете отбытие своего наказания.
- Мне нужно было присесть рядышком и наблюдать?