В глазах Грандер-Станта отразились понимание, бурный восторг и даже благоговение.
- Конечно, мадам, ваша прелесть, - сбивчиво проговорил он и ручкой этак элегантно махнул (я залюбовалась), поспешно отсылая обратно на кухню показавшегося в дверях лакея с (я вздрогнула) веселеньким изумрудно-фиолетовым мессивом на серебряном блюде.
Перевела дыхание с невольным облегчением. Сделала это экспрессивно и машинально, не подумав. И тут же осознала свою ошибку, заметив, как медленно, но верно стекленеет взгляд графа, метнувшийся к… дарам Богини.
- Хм… ваше свинятельство, - недовольно нахмурилась я и предупреждающе ножичком о бокал с водой постучала: дзынь-дзынь. Ну, это чтобы внимание Грандер-Станта переключить и осмысленность на физиономию вернуть, пока не поздно.
- Моя прелесть? – рассеянно и беспомощно откликнулся господин граф.
- Ваша, - поправила его.
- Моя?! – наивно обрадовался тот, и я злобно каблуком по полу топнула. Тьфу! Ваша прелесть, обращаться ко мне надо, вот что я имела в виду!
Подняла с колен красивую льняную салфетку и решительно себе её на шею повязала. Ну чисто как слюнявчик в детском саду! Образ ни разу не мадамский, и совсем не прелестный, но что делать, если иначе с местным населением поговорить адекватно невозможно? И это я еще в весьма скромном платье! Не понимаю, у графа рентгеновское зрение, что ли, как он… хм… мою красоту высмотреть сумел?
- Так лучше? – спросила ворчливо и с удовлетворением отметила, как зарделся дер Грандер-Стант. Я хмыкнула. Нет, серьезно, никогда не видела, чтобы мужчина его возраста, комплекции и довольно высокого положения заливался нежнейшим, прямо-таки рассветным румянчиком.
- Мадам, извините мои рассеянность и недостойную хозяина невнимательность, - заговорил граф с учтивым кивком, - прошу вас, приступайте к обеду.
А! Ну, точно. Судя по развернутой, внятной реплике дер Грандер-Станта украсить себя салфеткой было тактически верным решением для проведения дипломатических переговоров. Так что да, с салфеткой определённо лучше.
Я дождалась, пока лакей положит мне на тарелку пару кусочков чего-то, оптимистично напоминающего изысканный мясной рулет, и с удовольствием последовала призыву графа. Так мы провели некоторое время в молчании: я вовсю компенсировала издержки дорожной жизни последней недели, стремясь попробовать как можно больше блюд, а граф наблюдал за мной со странным выражением лица: то ли вежливо пережидал, пока я насыщусь, то ли гадал, не померещилось ли ему неожиданное сокровище, ныне скромно прикрытое белоснежной салфеткой. В общем, хотя граф и старался придерживаться светских норм поведения и не слишком на меня пялиться, его взгляд, то и дело возвращающийся к… хм… салфетке, выдавал его заинтригованность. Что ж, я графа тоже порассматривала. И оценила. В этом смысле. И хотя дер Грандер-Стант был ещё не стар и, благодаря приличному материальному положению, выглядел весьма ухоженно, я поставила (хоть и с сожалением) минус напротив его фамилии. И дело было не столько в наличии взрослой двадцатилетней дочери, а в том прискорбном факте, что мои понятия о профессионализме, как оказалось, перекочевали вместе со мной и в мир под номером сто шестьдесят девять. Поясню доходчиво: я не завожу шашни с клиентами. Моя работа в управлении требует ясности, объективности и полнейшей беспристрастности. Ставить её под сомнение, принимая ухаживания заинтересованных лиц, это… глупо подставляться. И если аналитик, после выполнения договора, ещё мог бы подумать о продолжении знакомства в личном плане, то к профессиональной этике медицинского работника (в шкуре… м-м… форменном халате? которого я неожиданно оказалась), по моему мнению, требования должны быть ещё строже. Так что… я вошла в этот дом лекарем, лекарем же его и покину. С того момента, как я взяла у графа плату за свои услуги, у нас с ним могло быть только деловое партнерство.