- А если оставить качественные зелья, чтобы были неотличимы от любви? – подала голос женщина, что сидела рядом с Фионой.
- Нельзя подделать любовь, - возразила ей старушка.
- Это опасное зелье и точка, - гаркнул мужской бас сверху.
- А настоящая любовь разве не губительна? – парировала соседка Фионы. - Пример тому Ромео и Джульетта или русалочка.
Вдруг с середины рядя вскочил молодой человек, лет двадцати семи, наверное, самый молодой судья в этом зале, Фиона знала, что его приняли только несколько дней назад в судейские ряды, поэтому мантию он носил бордовую и еще не имел право голоса. Звали его Том Карсон, и он еще горел энтузиазмом в своей новой работе.
- Любовное зелье это лекарство от неразделенной любви, – воскликнул тонким фальцетом Том Карсон, потом откашлялся и продолжил более низким, но нервным голосом: – Уничтожая его, вы губите несчастных влюбленных, тех кому не повезло и они влюбились без ответа. Если уж вздумалось уничтожать любовное зелье, тогда вы обязаны сначала в противовес создать зелье, убивающее настоящую любовь, чтобы никто не мучился от неразделенной любви.
- Бедняжка, - прошептала соседка Фионы, – и в кого он так безответно влюблен?
После слов Тома Карсона в зале повисло молчание, через пару минут главный судья сказал:
- Кто еще хочет высказаться, прошу.
И тут вдруг поднялся Марк и заговорил, в голосе его звучала решительная жесткость, и он строго, будто на провинившихся школьников смотрел на всех судей, сидящих полукругом справа и слева от него:
- Что здесь можно взвешивать? Никакие приятные, якобы нужные действия этого зелья рассматриваться не должны. Сама суть этого зелья – зло. Это яд в чистом виде! Оно подавляет волю, оно извращает чувства, оно искажает реальность, оно обманывает сердце. Человек исчезает, появляется марионетка. Тонкая душа после такого насилия может принять только смерть, воспоминания о случившемся она не переживет. Какие могут быть рассуждения против того аргумента, что душа и воля человека принявшего этот яд попадает в оковы?
Марк решительным жестом откинул полы мантии и сел на свое место. Звонкий, хлесткий звук его голоса еще висел над головами, когда главный судья занес молоток, чтобы стукнуть им и объявить, что начинается подсчет голосов, но Фиона, сама не ожидая того, вскочила со скамьи, ведь она не могла позволить, чтобы ужасные слова Марка были последними, что услышат судьи.