- Может, все же вызвать «скорую»? – внезапно пришло в голову предупреждение трусливого электрика. – Вдруг у тебя и правда сотрясение?
- Оно уже проявилось бы. Не надо никаких «скорых», - отрезал Славик.
- Боишься? Беглый зэк, что ли?
Молчание. Лера аж от вязания оторвалась, недоумевая, неужели догадалась правильно. Нет, Славик смотрел на нее с немым изумлением.
- С ума сошла, да?! – наконец-то выдал он. – Какой зэк?! Я ненавижу больницы! Ты сказала о «скорой», а меня всего передернуло.
- Ну не зэк, так не зэк, - равнодушно пожала плечами Лера. – Был бы фотоаппарат, можно было бы сфотографировать тебя и фото в Интернете разместить.
- А с телефона?
- Что с телефона?
- Сфотографировать с телефона?
Лера хмыкнула и кивнула на кровать, на которой валялось ее средство связи:
- Ему лет семь, если не больше. Камера есть, но перенести с телефона фотки на комп не получится. У соседей то же самое. Вокруг меня люди бедные живут. Так что… Что ты вообще о себе помнишь?
- Ничего. Ни имени, ни адреса. Но вот знаю, например, что люблю пасту и ореховое мороженое. Это память?
- Если и память, то избирательная какая-то. Да и ведешь ты себя как барин.
Возмущение в глазах Лера проигнорировала. Она привыкла всю жизнь говорить то, что думала. Потому и на работах долго не задерживалась. Потому и пошла в конечном счете в репетиторы.
- Может, я – разорившийся миллионер, - проворчал Славик.
- Ага. Решил после разорения ко мне наведаться, денег занять.
- Не смешно.
- Так чушь не пори. Смеяться не буду. А кстати… - Лера задумалась ненадолго. – Ноги не болят?
- Нет, - покачал головой Славик. – Думаешь, я сюда приехал на чем-то?
- Похоже, что так.
- Тогда как я оказался в канаве?
- Отказался платить таксисту? Не пыхти ты. Шучу я. Машину у нас вряд ли сперли бы. А вот мотоцикл могли бы.
Славик проворчал что-то о ворах, дачах и своей нелегкой судьбе. Лера хмыкнула и вернулась к вязанию.
Зэк, барин. Дорская не выбирала слов при общении со Славиком. Его раздражала ее прямота. Да и то, как она смотрела на него, тоже раздражало. Не было в ее взгляде ни обожания, ни любви, ни нежности, ничего из того, к чему, как казалось Славику, он привык. Только насмешка вместе с легким презрением. Взгляд Дорской, казалось, говорил: «Слушай, ты, человек без имени, у меня и без тебя много дел. Поэтому сиди тихо и не мешай мне работать. Или выгоню под дождь».