Отец твердил, что ее пение способно уложить в гроб любого. Ну, или вытащить из гроба. В зависимости от степени «оживленности». Кто бы с Ирой ни играл, он явно следил за ее реакцией. А значит…
Ира набрала в грудь побольше воздуха и запела:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой .
Пела она правильно, точно попадая в ноты, как и положено учительнице музыке. И вроде все верно, как и должно быть. Но… Громко. Тихо петь Ира не умела. А потому на ее уроках дети обычно сидели как можно дальше от любимой учительницы, когда та решала продемонстрировать им свои музыкальные таланты.
- Все, все, сдаюсь. Не ори.
Незнакомый голос, вроде бы мужской, раздался, когда Ира закончила петь первый куплет.
- Ненадолго тебя хватило, - усмехнулась она, разглядывая мелкого и щуплого старичка, появившегося перед ней, словно вылезшего из земли.
- Ты так орешь, - поморщился тот, - что ничье терпение не выдержит.
- А вот не надо было заводить меня непонятно куда, - хмыкнула Ира. – Ты кто?
- Домовой я местный. А ты? Тело одно, душа другая. Неместная душа-то.
- Вот у местных богов и спрашивай, что и зачем они натворили, - пожала плечами начитанная Ира.