Затем Аня глубоко и удовлетворённо вздохнула, осторожно съехала с меня, легла на бочок, прильнула головой к моему обнажённому плечу, одной рукой обняла свой животик, другую положила мне на грудь и тут же мило засопела, задрёмывая.
Я поцеловал её в лобик, накинул на нас одеяло и тоже прикрыл глаза. Но сон не шёл. Я рассеянно прислушивался, как внизу сердито гремит столовыми приборами Фаина Борисовна, не обнаружившая нас за трапезой, и очевидно, понявшая, почему, тем более, что рубашку из-под кресла я так и позабыл забрать. По высокому потолку прополз двойной широкий луч - грузовые автомобили и трактора бегали от полей и обратно всю ночь - шла посевная. Всё было мирно, спокойно и почти уже привычно, как будто я жил здесь, в подмосковном селе, всю жизнь. Но закрутившиеся в голове мысли не давали мне уснуть.
Кто были эти деляги, приехавшие в поместье, и почему именно сейчас им приспичило начать принуждать владельцев земель к продаже? И что означали странные намёки на передвижение по пропускам в ночное время? Как такое вообще могло быть? Откуда такая информация? Первый вопрос, впрочем, решался легко - с графом Залесьевым подобного рода фокусы, конечно, не прошли бы. Но теперь, по сведениям этих мерзавцев, наверняка имевших доступ к кадастровым спискам, землёй владели более, на их взгляд, внушаемые люди - старуха и очень молодая женщина. Интересным также был момент, где они говорили про меня, как про сотрудника ФСБ - это пошло ещё со свадьбы, не мог же я тогда отрекомендоваться директором отдела Организации по борьбе с паранормальщиной. Для непосвящённых говорилось, что я - идущий в гору московский офицер государственных спецслужб. Значит, у ребят в деловых костюмах были серьёзные и обширные связи. Даже если бы я действительно был чекистом, меня они совершенно не боялись. И напрасно. Справиться с ними мне, конечно, было несложно. Но очень не хотелось мороки и возни с этим. Без них дел выше крыши. И Рихтер опять сбежал...
Дойдя в своих размышлениях до воспоминания о предателе-дампире и его подружке-кровососке, я понял, что теперь усну нескоро. Опять начало бередить душу старое неутолённое чувство мести. Он был другом. Он стал врагом. Пытался убить меня, чуть не искалечил моих товарищей, хотел оставить нас погибать в антарктических морозах. Он, Людвиг. Тот самый дампир, который до этого жертвовал собой одесную со мною в борьбе против бывшего владельца поместья, в котором я сейчас ночевал вместе с милой возлюбленной. Который был рядом во многих сражениях. С которым я не раз весело проводил время в дружеских застольях. Который рассказывал мне истории из своей жизни, хвастался любовными победами и подвигами на ратных полях сквозь три столетия своего существования. Весёлый и удалой щёголь, умелый воин, честный товарищ, утончённый ценитель искусств и женской красоты. Мой друг. Мой враг.