- Спи, Клара, спи, - приказала я себе. – Утром много дел.
Но и через несколько минут уснуть не вышло. То ли из-за книги, то ли из-за погоды накатила такая тоска, что я продолжала ворочаться в кровати.
- Спи… - повторила я, но вместо того, чтобы плотнее зажмуриться, села и глубоко вздохнула, осматриваясь по сторонам.
В спальне все было на своих привычных местах. Там же, где и все последние годы. Но знакомая обстановка загоняла в еще большую тоску. Внезапно захотелось переделать спальню. И переклеить обои.
- Особенно обои! – резко разозлившись, воскликнула я.
В бледных утренних сумерках те выглядели серыми, но я-то знала, что стены моей спальни вот уже двадцать лет оклеены самыми розовыми обоями, какие только смог разыскать мой отец. Ему казалось, что это идеально подойдет его дочери. Я же… Уже в десять я стала постепенно менять обстановку. После долгих уговоров отец купил мне другую кровать, без нарядной резьбы, а после удалось заменить палас, раздражавший изображением пышного цветения роз. В прошлом году я выторговала себе новые шторы. Лишь со стенами найти подход к отцу никак не удавалось – рейян Н{о}вак упорно отказывался от таких переделок. Единственной вещью, выбросить которую мне не хотелось, была лампа – тяжелая, чуть странноватая из-за своей неправильной формы. Всякий раз казалось, что лампа потешается над смотрящим, снова и снова складывая кусочки стекла иначе.
Я могла понять отца: ремонтом в доме вскоре после свадьбы занималась моя мать, а он упорно хранил о ней светлую память, удивительно легко простив ей и увядшую любовь, и развод, и последующий новый и счастливый брак, в котором для нас не было места.
Я к родительнице не питала обиды, лишь легкую горечь, да и ту исключительно из-за отца. Я вообще едва помнила мать – рейяна Новак, вернув себе девичью фамилию Блях{е}ская, укатила в курортный Ли{е}н больше пятнадцати лет назад и в моей памяти осталась образом высокой стройной блондинки. У нее были прохладные руки, нежная светлая кожа и очаровательная улыбка. Она жила в вечном облаке аромата фрезии и свежескошенной травы.
Сколько я не пыталась, не могла как следует вспомнить ее лицо, лишь ощущение чего-то легкого, весеннего и яркого. Только какие-то детали. Хранившиеся дома фотокарточки мало утешали. С них на меня взирала чуть отстраненная и не слишком красивая молодая женщина, очарование которой таилось в улыбке, взгляде, повороте головы, осанке и идеально подобранном фасоне ныне чуть старомодных платьев. Связи с этим человеком я не ощущала, как не чувствовала тоски и пустоты в душе. Отец всегда значил для меня больше, и очень старался, чтобы я легче перенесла развод родителей.