У Абигайль и вправду горели щеки, но, не выдержав такого наглого напора, она встала, чтобы освободиться из объятий отчима и попыталась уйти. Морган на этот раз не препятствовал ей, и дал возможность падчерице, покинуть беседку.
- Как бы ты не сопротивлялась, ты будешь любить меня, но не как отца, а как мужчину. - Он знал, что говорил и знал, что Абигайль сама будет искать с ним встречи, если он после настойчивых приставаний, станет игнорировать ее.
Абигайль остановилась и, повернувшись к Моргану, хотела отвергнуть предположение отчима, пытаясь подобрать нужные слова, беззвучно открывая рот, вздыхала, но так и не нашла, что сказать. Морган медленно встал, давая возможность уйти своей падчерице, и близко приблизился к ней, обнимая ее за тонкую талию. Он прижал свой возбужденный пах к ее руке, чтобы она почувствовала, что такое мужчина и, засунув свою ладонь в декольте, нежно взял голую грудь Абигайль. Она так и не смогла ничего сказать, как Морган закрыл ей рот крепким поцелуем. Он был очень настойчив и его язык проник ей в рот, заставляя Абигайль ответить на его глубокое проникновение. Она быстро приноровилась и непроизвольно стала отвечать на поцелуй. Это был ее первый поцелуй с мужчиной, и она закрыла глаза, чувствуя возбуждение, и кровь с большим наплывом, прильнула к ее щекам, разгораясь огненными красками на ее лице и груди. Морган завершил свой сладкий поцелуй, и отпустил Абигайль.
- Надеюсь, ты сегодня ночью будешь себя ласкать, вспоминая этот горячий поцелуй? - шепнул он, удаляясь в усадьбу. - Это был первый шаг к нашему сближению.
Это выглядело так, что не она со своими принципами ушла от него, а он оставил ее, не давая ей возможности опомниться. Теперь, после такого близкого контакта, он понимал, что Абигайль сама будет искать с ним встречи, а может, захочет большего. Главное, зацепить женщину, как рыбку на крючок, а дальше решает она, хочет мучиться в душе, оставаясь гордой, и непоколебимой или плюнет на все правила и запреты, сделав шаг навстречу безумному греху.
Абигайль словно застыла на месте и, чувствуя жар на лице, потрогала свои губы, которые продолжали гореть от чувственного поцелуя. В ней боролись стыд перед матерью и желание согрешить, чтобы испытать сладкие чувства. И какой же это грех отдаться по любви, красивому мужчине. Она снова села в беседке и открыла книгу, вспоминая каждое сказанное слово, движение, думая, где она совершила ошибку, что отчем позволил себе поцеловать падчерицу откровенным поцелуем. Но то, что он говорил пару минут назад, она не могла вспомнить дословно. Зато, она помнила сладкий поцелуй и его объятия. Сколько она так просидела, Абигайль не знала, но уже вечерело, и очнулась она, когда рядом села ее мать и начала разговор.