А выводы, сделанные Андреем, были весьма и весьма интересны: с каждым новым днём инфицированные качественно преображались в сторону усложнения своих поведенческий реакций, социального устройства внутри групп и их взаимодействия с внешними раздражителями – будь то: природные условия, взаимодействие с подобными себе или со здоровым оставшимся человечеством.
Семёнов на подсознательном уровне ощущал грядущий «момент истины», когда вся хаотичная, но уже довольно устоявшаяся постапокалиптическая картина настоящего, будет мгновенно преобразована качественным скачком в эволюции зомби. Мелкие и незаметные менее опытному наблюдателю, чем Андрей, трансформации обязаны были перерасти, причём, как понимал сам Семёнов – перерасти лавинообразно, во что-то абсолютно качественно другое, чем то, что было.
Каким будет это будущее, Семёнов не знал точно, но кое-какие предположения на сей счёт имел. И эти умозаключения пугали его самого до жути. А уж пугливостью опытный спецназовец явно не отличался. Просто, новый мир, каким он мог стать по представлениям Андрея, не оставлял места для хомо сапиенс, как вида, в принципе. Люди в нём обязаны были уступить место более совершенному, более приспособленному для дальнейшего эволюционного скачка, виду. И этим видом были нынешние «ходячие мертвецы», которые за внешней непритязательной оболочкой, словно гусеницы, скрывали прекрасные формы ярких и великолепных бабочек. Бабочек-убийц, бабочек-пожирателей плоти. Их, людской плоти.
Понимали ли сами зомби о своей грядущей роли в эволюции Разума на планете Земля на данном этапе своего развития: брызжущие слюной и гноем, пытающиеся разорвать и проглотить любую живую и незаражённую плоть?
Вряд ли. Во всяком случае – не сейчас и не завтра. Но момент это был довольно близко и его приближение ощущалось Андреем всё явственнее. И стоило задуматься, как в такой ситуации предстояло выживать лично ему – полковнику Семёнову и его бойцам, за которых он нёс всю полноту ответственности. Его ребята, с которыми он прошёл все круги ада и даже больше, доверяли ему безраздельно. И это доверие – единственное, что у него оставалось после потери связи с родителями и племянницей во время глобальной эпидемии. Не говоря уже о внезапной смерти его брата и своячницы в автокатастрофе задолго до апокалипсиса.