Кара быстро сообразила, что это за здания, когда ступа остановилась у крыльца. Хотя можно было и прочесть надпись, висевшая над железной дверью: «Общежитие учащихся на факультете Пакостников». От последнего слова у Кикиморы на душе как-то неспокойно стало. Но нужно было выходить из ступы.
- А сколько мне здесь придется жить? – осторожно поинтересовалась девушка, заходя в общежитие вслед за Ягой.
- Три учебных года. Один год - десять месяцев, - ответила Ядвига Брониславовна и, приоткрывая маленькую, еле приметную дверцу, позвала хозяина маленькой и уютной комнатки: - Дед Бабай, вылезай. Я последнего студента в этом году привела.
- «Привела, да привела!» - ворчливо произнес маленький старичок, с длинной, по колено, седой бородою. Одежда на нем больше всего походила на серый и старый хлопчатобумажный мешок, опоясанный льняной верёвкой. – А поселить-то я ее куда должон-то? У меня владения не резиновое, знаешь ли!
- А я откуда знала, - огрызнулась Ядвига Брониславовна. – Мне был отдан один приказ – встретить и привести студента. А дальше уже не мое дело. Мест нет – пускай ее братец приютит под свое крылышко! – со злостью выплюнула Ядвига и попыталась отвести взгляд от Кикиморы. Но девушка успела заметить, как в глазах куратора мелькнула искра.
- Ладно, уж… - протянул дед Бабай, разглядывая Кикимору с ног до головы. – У меня мест среди девушек не осталось. О!.. Есть одно в мужском…
- Это исключено, - перебила кураторша. – И ты это знаешь. Не хватало еще, чтоб семью мне тут создавали.
- Больно надо, - обиженно произнесла Кара, молчавшая все это время. – Я не собираюсь создавать семью и влюбляться в каких-то там вредных Пакостников.
- Уж поверь мне, что в ближайшем будущем ты встретишь такого «вредного пакостника» за которого в огонь, и в воду.
- Предсказывать-то вы мастер, жаль, что Гамаюн Ярополкововна не видела, а то б ошибки указала, - хихикнул кто-то за спиною Кикиморы.
- И с каких это пор ты подслушивать стал? – поинтересовалась молодая преподавательница, даже не взглянув на него, а вот Кара обернулась.
В паре шагов от нее, одетый в черные брюки и застегнутую наглухо белую рубашку, стоял черноволосый юноша, опиравшийся об дверной косяк. Ухоженные волосы зачесаны на правую сторону. В зеленых глазах, изучающие девушку с ног до головы, читалось презрение. На правой руке располагались дорогие шведские часы, которые показывали около двух часов дня.