Овладеть ей в медленном рваном ритме, то останавливаясь и почти выходя, то входя на полную длину.
Дразнить, брать ее одновременно жестким членом и упругим языком.
Исследовать ее рот, такой же манящий, такой же скользкий и мокрый, как лоно.
Чувствовать, как восхитительные сильные мышцы лона сжимаются вокруг члена.
Ускоряться, становиться безумным и потным в своей жажде оргазма — ее и своего оргазма.
Слышать ее стоны, стонать самому.
Чувствовать острые ногти, царапающие его спину.
Излиться внутрь лона в отчаянном рывке, на мгновения потерять связь с реальностью, владея не ей, но всеми существующими мирами.
***
Блеск украшений на миг заставил меня зажмуриться.
Жрецы и жрицы, надеясь впечатлить меня и покрасоваться друг перед другом, соперничали в нарядах и украшениях. Изящные диадемы, ободки, ожерелья, кольца, перстни и браслеты, серьги что у женщин, что у мужчин — все искрилось, переливалось, вспыхивало в ярком свете магических огней. Зал ослепительно сиял.
Впрочем, папочка нарядил меня в том же стиле. Конечно, он сам занимался моей внешностью для всех важных мероприятий. Я, хотя и практикуюсь изо всех сил в создании предметов и магических копий, выглядеть по статусу еще не умею.
Белое платье со шлейфом приоткрывало грудь и руки, изобильно увитые золотыми украшениями. Золото расшило ткань, золото сверкало в моих распущенных волосах, сияло в изысканных туфельках, при каждом шаге рассыпавших вокруг миллиарды вспышек.
Папа подчеркнул:
— Никакой самодеятельности, Астра. Твоя внешность отныне вопрос государственной политики. Прически и наряды на выход я буду подбирать тебе сам. Это не танцы у Оро, все серьезнее. В глазах эльфов ты обязана быть прекраснее Амарийи, а она очень старается, уж поверь.
Мне же лучше. Я хотя и повзрослела, все так же любила проводить с ним время, как в детстве. А он испытывал огромное удовольствие, когда меня наряжал, прямо весь лучился восторгом.
Миэлу это, разумеется, бесило. Но это же Миэла.
В общем-то она умела молчать и не задирала меня, хотя временами я видела в ее глазах такую лютую злобу, что мне становилось жутко. Тогда она меняла выражение, натянуто улыбалась, открывала рот, чтобы что-то сказать, а потом словно прикусывала язык, небрежно махала рукой и уходила.
А я знала: она Сантоса боится. Ждет, что тот выскочит прямо из-за моей спины. И не важно, что я сама его во плоти ни разу не видела.