Еще час езды в пропитанном потом автобусе, и я выхожу на улицу. Вдыхаю свежий воздух и понимаю, что все это время я скучала. Даже наплевать на то, что меня недолюбливали и считали изгоем, дом — это то место, где ты чувствуешь себя на своем месте.
- Здравствуйте, - произношу я тете Зое, которая подрабатывала в школе уборщицей, и она кивает в ответ.
- И тебе здравствуй красавица.Ты к кому-то в гости или может новый преподаватель по английскому? Если так-то вас заждались.
Она меня не узнает.
Нет, конечно, за эти два года я изменилась. Когда-то маленькая грудь приобрела соблазнительные формы, волосы отрасли и спускались ниже талии, но на лицо, мне казалось, я все та же Тая, девочка сорванец.
- Тетя Зоя, это я ! Тая, я вернулась домой, - говорю я и ловлю на ее лице недоумение.
- Тая? девочка моя, как же ты выросла, - она даже бросает свои сумки и хватает меня за руки, – сколько же тебе пришлось пережить? Я о тебе все время думала, сердце кровью обливалось. А дедушка твой, совсем сдал. Говорят, что на таблетках дорогущих. Ему какая-то женщина привозит, каждую неделю. А еще продукты. Мы всей деревней гадаем, вроде бы родственников у вас нет, а тут на дорогой машине и такая вся дама из себя.
Я в недоумении хмурю лоб.
- Спасибо что сказали, я разберусь, – улыбаюсь ей поправляя на плече сумку, – увидимся тетя Зоя, мне нужно спешить.
- Да, конечно, милая.
Лес, родной лес... Запах хвои просачивается в нос и теплый ветерок раздувает волосы. Я закрываю глаза и некоторое время стою, слушая пенье птиц и наслаждаясь первозданной природой. Здесь я знаю каждую тропку, каждый куст, озеро за холмом, где я купаюсь даже поздней осенью. У меня редкая особенность, температура тела практически всегда тридцать семь. Я не ощущаю холода. Мне жарко даже зимой и когда-то местные мальчишки и девчонки презирали меня и за это. Они боялись, что я не такая как все, поэтому проще прикрыть свои страхи за маской ненависти. Сейчас я это отчетливо понимала.
Маленький бревенчатый дом, с покосившейся крышей, все так же стоит на прежнем месте.
Я шумно выдыхаю и открываю покрашенную свежей краской дверь. Она со скрипом распахивается, и я скидываю поношенные кроссовки и прохожу в комнату.
- Дедушка, - выдыхаю я.
Слезы наворачиваются на глаза, когда я вижу сгорбленную фигуру в кресло-качалке. Дед открывает глаза, и я несусь в его сторону и душу в крепких объятиях.