Он слушал ее с кислым выражением лица. Даже на возмущение силы тратить не стал.
- Жданова, что ты от меня хочешь?
- В глаза твои бесстыжие посмотреть! Ты долго еще будешь мои статьи в "подвал" сносить? А последнюю вообще из номера убрал!
На ее праведный гнев Свечкин ответил раздосадованным взмахом руки:
- Что я могу сделать, Жданова? Политику газеты заявляю не я, а босс. Он дает мне указания, что печатать, а что - в "подвал" отправлять.
- А сам как журналист ты уже ничего не стоишь?
Владимир отмахнулся. Да уж, был журналист, да вышел - кресло главного редактора к земле притянуло.
- Ира, что я могу сделать? Нет, я могу, конечно, против хозяйской воли... Только кто меня за это по головке погладит? Самое малое - снимут.
- А место такое теплое, мягкое, да?
- Да, - подтвердил он. - Ты же не хочешь лишиться своего? Вот и я о том же.
Он замолчал, потирая вспотевшую шею. Ирина сунула ему под нос газету.
- За что на этот раз статью сняли?
- Ира, ничего личного. Просто писать о закрывающихся детских садах и поселковых больницах уже не актуально. Не интересно это читателю, понимаешь? Ему подавай что-нибудь горяченькое или "клубничку" - кто с кем, как и сколько раз.
- Читателю или хозяину?
Свечкин всем видом показал, как скучно с ней разговаривать.
- Как хочешь, так и понимай, Жданова! Как только у тебя появится что-нибудь стоящее, пущу в номер. А пока - увы, извини...
- Дрянь ты, Володечка! - прокомментировала Ирина, вставая со стула.
- Ничего личного, - повторил он.
Она посмотрела, как шевелятся его тонкие губы и отвернулась:
- Как раз месть и напоминает, за то, что я выставила тебя.
- Я сам ушел!
Ирина хмыкнула, вспоминая как в один день собрала чемоданы Свечкина и выставила вместе с ним за дверь. Владимир тогда долго возмущался, звонил, просил подумать. Обещал, что все у них наладится. Что наладится, если по большому счету ничего не было?
- Давай будем честными, Володечка. Я тебя выбросила, потому что мне нужен настоящий мужик, а не то, что сейчас сидит в кресле передо мной.
Тонкие губы Свечкина изогнулись в ответ.
- Не помню, чтобы я не устраивал тебя как мужчина!
- Эх, Свечкин... Жалела я тебя!
Подумаешь, чуть покривила душой. Но только чуть. Ни силы, ни отчаянности, ни стержня в бывшем любовнике она не чувствовала никогда. Это компенсировала его начитанность и общение с сильными мира журналистики. До поры до времени ее такое положение вещей устраивало.