— Распорядительница, — представил ее жрец. — Она ведает доходами храма и раздает мужчин. Дружите с ней и всегда останетесь довольны.
Он мог бы еще сотню раз повторить «довольны», «наслаждение», слаще не станет, ни капельки не перепадет.
— А, новенькие!
Женщина оторвалась от подсчетов и подняла голову. Распорядительница не носила ошейника, а ее одежда не походила на одеяния сборщиц. Другого фасона, чуть более свободная и открытая, нежели принято в Рьяне, она кроилась, а не наматывалась на тело. Интересно, работала ли распорядительница прежде в храме или пришла сюда добровольно, на конкретную должность.
— Как тебе новенькие, Альцеста? Хватит на ремонт восточной галереи?
Распорядительница ненадолго задержала на нас близорукий взгляд и покачала головой.
— Тебе решать, Экон, но я бы лучше продала парочку низших в бордель. Тольку от них никакого, зря кормим. Уже после пяти мужчин пластом валяются.
— Пяти сразу? — нахмурился жрец. Выходит, его звали Экон. — Помнится, я запретил…
— Да богиня с тобой! — замахала руками женщина. — Какое сразу, они же дохлые! Да и не бордель у нас, а храм, место святое. Я и двоим-то редко позволяю, только если девочка умелая. И то отказаться может. Пятерых за ночь они ублажить не могут, болит, видите ли, устали. А чего устали-то, если все лежат? А если и заберутся сверху, мужик под ними спит. Хорошо, что новых привез. Часть уже на дефлорацию увели, вечерком заменю лентяек. Заодно заработаем больше. Мужчины — странные создания, во всем норовят стать первыми.
Жрец не ответил, пошел дальше. Словно пушинки, распахнулись перед ним тяжелые двери. На каждой — застывшее движение, танец сладострастной богини. Извиваясь, бесстыжая, влекла за собой к небесам.
Огромный полутемный главный храмовый зал пах благовониями. Центральный проход, устланный ковровой дорожкой, оставался свободным, а справа и слева за рядами резных столбов, поддерживавших высокие своды, стояли жесткие кушетки. Возле каждой столик, на нем свеча и две баночки, вроде тех, в которых держали помаду. А еще копилка с прорезью. Тогда-то я и поняла, где все совершалось, и, покраснев, отвернулась, чтобы уткнуться взором в торец зала. Там, освещенная несколькими узкими окнами и светом с верхних открытых галерей, нависавших над залом, застыла хозяйка храма. Прозрачный алый шелк оттенял мраморную белизну идеального тела, колыхаясь от естественного ветерка, обнажал то бедро, то упругую грудь, то преддверие лона. Скульптор постарался, его работа напоминала живую женщину, даже во мне вызвала восхищение. Представляю, каково мужчинам! Богиня приподняла согнутую в колене ногу, словно указывая вниз, туда, куда одну за другой подводили девушек, обреченных стать низшими.