– В пятницу вечером тут не протолкнуться, – сообщил Джек.
Расправляясь с сочным стейком и с трудом сдерживаясь, чтобы не урчать от удовольствия, как моя кошка, которой перепало деликатеса, я слушала рассказы Джека и была счастлива. Хотя мысль о журналистике всё равно крутилась в голове. Ну, подумаешь, сейчас я беременная, малышик родится, подрастёт, и я останусь без дела и работы? Как-то это не по мне. Жизнь должна быть разной, тогда её интересно жить.
– Знаешь, – вставила я в паузу между стейком и словами о том, что Нью-Йорк не спит даже ночью, – а в университете я специализировалась на американской литературе.
Джек с изумлением воззрился на меня.
– У меня курсовая называлась «Символизм в американской поэзии конца 19-го, начала 20-го века». Ты любишь поэзию?
– Хм, ну, если красивые стихи...
– Послушай, это Роберт Фрост. Очень загадочное и непередаваемое по атмосфере стихотворение. – И я начала цитировать:
«Whose woods these are I think I know. Чей это лес – я думаю, что знаю;
His house is in the village, though; В деревне дом его, у края;
He will not see me stopping here Он не увидит, что я здесь
To watch his woods fill up with snow. Стою, смотрю на снег и лес.
My little horse must think it queer Коню, должно быть, не понять:
To stop without a farmhouse near Зачем стоять и созерцать
Between the woods and frozen lake Меж лесом и прудом замёрзшим
The darkest evening of the year. В ночь, где и звёздам не сиять.
He gives his harness bells a shake Встряхнёт главою жеребец –
To ask if there is some mistake. Спросить, в чём дело, наконец.
The only other sound's the sweep В ответ лишь тишины дыханье
Of easy wind and downy flake. И снег, и стук наших сердец.
The woods are lovely, dark and deep, Лес тёмен, сказочен, красив,
But I have promises to keep, Но обещанья огласив,
And miles to go before I sleep, Я еду, обо всём забыв,
And miles to go before I sleep. Я еду, обо всём забыв4.
В полупустом зале с высокими потолками мой голос прозвучал отчего-то громко. Джек поражённо молчал. И вдруг из-за спины кто-то хлопнул несколько раз в ладоши и сказал старческим голосом: