– И на том спасибо, – покивал Эдвард, явно с трудом сдерживаясь от улыбки. Второй считал, что, несмотря ни на что, следовало выказывать друзьям сочувствие, даже если сейчас они не очень-то в нем и нуждались. – И мне думается, наши иберийские друзья пришли в том числе в надежде увидеть тебя, Ева. Постарайся быть полюбезней и не выдать себя каким-нибудь неосторожным словом, ни Мануэль, ни Теодоро не дураки и однажды могут заметить кое-какие… признаки твоих необычных склонностей. Нам ведь не нужно, чтобы кто-то узнал о твоих увлечениях?
Как изящно назвал мою «вторую жизнь» Эдвард, в словесной эквилибристике он подчас превосходил меня, быть может, все дело в том, что Второй превосходил меня в остроумии, притом в разы, а для тренировки этого таланта необходимо виртуозно владеть речью.
– Не стоит лишний раз повторять мне то, что и без того знаю, – шепнула я близнецу, приняв самый благопристойный вид, который, по словам Эммы, напоминал ей о воскресных службах, благотворительности и непереносимой скуке. Именно такого впечатления я и добивалась.
Братья Де Ла Серта не обманули ожиданий и устроились прямо позади нас. Пришлось оборачиваться и здороваться. Напоровшись на мой взгляд, холодный как зимняя ночь, Мануэль сперва как будто смутился, но почти тут же вскинулся с возмущением, и в его глазах читался вызов. Уж не знаю, чего ради старшему сыну иберийского посла понадобилось бросать вызов именно мне, женщине.
– Вы, кажется, нам не рады, леди Ева? – напрямик спросил у меня Теодоро. Не без иронии, стоит сказать, да и спрашивать очевидное обычно младшему Де Ла Серта было не свойственно.
– Ну что вы, сэр, я чрезвычайно рада вас видеть, – ответила я настолько чопорно, что в глазах Второго затанцевали веселые черти, а иберийцы едва не заскрипели зубами.
Пусть их. Главное, чтобы не могли даже и мысли допустить о том, что леди Ева Дарроу окажется той же самой девицей, что танцует по площадям и просит позолотить ручку. После того предложения, которое получила от Мануэля Де Ла Серта Чергэн, узнай он обо мне всю правду… Даже страшно было думать,
– Ваши слова принесли мне и моему брату подлинное счастье, – ответил дежурной, наверное, затертой до дыр любезностью Теодоро и после уже не промолвил ни слова, готовясь внимать барышне, что решила развлечь собравшееся общество наверняка милой балладой. Поскольку иных баллад юные прелестные девушки знать по определению не могли.