И тут же вспомнили люди, что плохого ничего ведьма и мать ее, древняя старуха Эмеральд, не делали. Наоборот, помогали чем могли – и скот искать, и порчу снимать, и заломы делать, и с нечистью справляться, которая в этих местах особо сильна да шалить любит. Криксы ночами воют, бродят под окнами домов, стучатся в двери, скребут ставни, хныкают голосами детскими. Вот одна вдова услышала в ночи плач недавно погибшего сына, так и выскочила на его голос. Но не ребеночек то был – нежить лесная, с длинными руками и черными глазами, из которых текли по бледным щекам кровавые слезы. Больше вдову ту никто не видел – ушла она гиблыми тропами вслед за марой, сгинула в болотах, только плащ ее охотники потом и нашли на колючем кустарнике, и была ткань его в крови засохшей. Кто помог крикс отвадить, кто вернул младенца, ими украденного, дочери кузнеца? Она, Эмеральд. И дочка ее – та самая, что сейчас идет по лугу, пристально глядя по сторонам своими бедовыми глазами, в которых горят огни невидимого мира.
Так, может, не стоит гнать ее от костров? Тем более, что идет ведьма с дарами – травами чародейскими, кои только она и старуха Эмеральд отыскать в дикой чаще могут. В руках девушки горит огнем цветок, похожий на крокус, и даже кажется, что искры сыплются на траву, оставляя туманный золотой след. Этот цветок безымянный от всех хворей лечит. А еще охапка седой травы в руках юной ведьмы – пахнет полынью, но не полынь то, другое чудо волшебного леса. Трава эта прогоняет нечисть, стоит сушеные веточки и метелки ее разложить под порогом и возле окошек. Люди не умеют это чудо искать. Не дается серебристая травка им.
Потому, посовещавшись, пока спускалась с холма ведьма, порешили селяне – пусть остается на праздник, пусть танцует возле костров с другими девушками, пусть венки плетет, пусть в игры играет, духов полевых дразнит, пусть Лугнасад встречает да славит его вместе со всеми.
– Как зовут тебя, лесная девка? – закрутился вокруг нее известный сердцеед да балагур, Томас, сын торговца. Был он собою хорош, все девки по нему сохли, да вот ветром летал он игривым, никому в руки не давался.
– Розалинда, – перекинула волосы на грудь ведьма и протянула старосте свои дары, недовольная тем, что поначалу на нее смотрели хмуро да амулеты теребили, шепча охранные заклинания. Не по нраву ей пришлось недоверие селян, даже на миг захотелось снова скрыться в чаще, сбежать ото всех, никогда больше людей не видеть. Считают они ее проклятой ведьмой – так и будет она таковой!