Интересно, за какие грехи Господь наказал родителей, раз они погибли, заживо сгорев в собственном доме. Девочка в те выходные находилась в монастыре, если так можно выразиться, на экскурсии. А когда она и еще несколько детей из семей общины вернулись домой, то обнаружила вместо дома сгоревшие бревна. Ничего не осталось ни от сарая, ни от курятника. Только отцовский ремень, на котором ей предлагалось повеситься, каким-то чудом уцелел в подполе и сейчас удерживал на тонкой талии явно большеватые джинсы. Вот и все, что осталось от родителей.
В приюте девочка старалась держаться от мальчишек как можно дальше, не привлекать к себе внимание. А когда один из них начал намекать, что хотел бы более основательные отношения с хорошенькой куколкой, которой к тому моменту исполнилось шестнадцать, она криво обрезала волосы, перестала носить платья, предпочтя мешковатую одежду, а чтобы окончательно обезопасить себя, плеснула на лицо немного какого-то средства, похожего на кислоту, которое нашла в кладовке уборщицы. К счастью, средство оказалось не таким опасным, как думала Аполинария, но некрасивое пятно на лице осталось. Привлекательности оно ей не добавляло. Может, еще и поэтому работу было не найти.
Спасибо, за жилье не нужно было платить, эту обязанность пока взяло на себя государство. А то работой уборщицы много не заработать. Точнее, там, где платят хорошо, ей отказывают, а там, куда берут, денег мало. Рука сама собой потянулась к безобразному пятну на лице. Интересно, что бы сказали родители, узнай они, что их дочери приходится жить, перебиваясь с воды на хлеб. Ну, почти перебиваясь. Есть еще дешевые овощи. А иногда она себе позволяет взять немного колбасы или пару конфет.
Аполинария пробовала прибиться к общине, в которой состояли ее родители, но девушку туда не приняли. Денег у нее не было, а продать квартиру не позволял закон. Без денег же никто и разговаривать с ней не хотел. Собственно, до сироты не было дела никому: ни государству, которое ее вырастило и выпустило в большой мир, оставив за собой лишь минимальную заботу на непродолжительный срок, ни дальней родне, ни родительским знакомым. Живи, как хочешь, а не хочешь – высоко живешь, если прыгнешь из окна, наверняка убьешься. Убиваться не хотелось. Еще верилось, что у нее получится добиться хоть чего-то. Вон, и лицо уже лучше становится, не зря она во всем себе отказывает, чтобы крем дорогой покупать. Еще пара лет, и следа не останется. А потом, может, встретит кого-нибудь, кто захочет на ней жениться.