Юджили подскочила с диванчика, на котором сидела и радостно захлопала в ладоши.
***
Весь вечер баронесса и её дочери обсуждали предстоящий приём. Как уверяла леди ней Брасса, приглашения отправлены не только всем соседям, но и кое-кому ещё. А потому можно ожидать, что {приличных} молодых людей там будет больше, чем достаточно. В конце своей сопроводительной записки леди гордо сообщала, что их владения уже полностью проверены и защищены от нежити.
До поздней ночи женщины выбирали платья и украшения, которые стоит надеть на этот приём. Нужно было что-то не слишком вычурное, годящееся больше для торжественных Триумвалий, но и не излишне простое, всё же не стоило забывать их статус. Как оказалось, мало было просто выбрать, гораздо сложнее было убедить в этом бедняжку Юджили. Она отказывалась понимать, почему же ей не стоит надевать то дорогущее изумрудное колье, которое папа подарил на шестнадцатилетие, и которое предназначалось именно для её первого выхода в свет.
Два дня до предстоящего события пролетели в приятных хлопотах. Всё же стоит признать, что жизнь в поместье была очень однообразной.
– Ани, – теребила Юджи вечером старшую сестру, – как же это здорово! Не бал Триумвирата, конечно, но я всё равно обязательно перетанцую со всеми красивыми молодыми людьми! Ведь Тайла ней Брасса мне по секрету сообщила, что у них будут присутствовать и гости из самой столицы!
– Конечно, перетанцуешь, Юджи, – Белианна ласково поправила выбившуюся прядку воодушевлённой болтушки, – только прошу тебя, не потеряй голову. Говорят, столичные щёголи излишне напористы и циничны. Могут пообещать девушке весь мир, а потом опорочить её и отказаться.
– Что ты такое говоришь? Да как такое может быть?! Это же непорядочно! – Юджили широко раскрыла глаза. – Впрочем, что нам с тобой переживать! Уж с дочерями самого барона ней Рустиса такого не случится. Ани, Ани, – для убедительности она подёргала сестру за рукав, – как ты думаешь, на меня обратят внимание? Ну, не так, чтобы только потанцевать, а так… ну, ты понимаешь.
Сёстры, даже совсем не похожие между собой, были красива каждая по-своему. Старшая была похожа на фарфоровую изящную статуэтку, изготовленную древним мастером. Тёмно-карие пронзительные глаза, густые ресницы и брови, изящные формы которых модницы добивались, вынося неимоверные страдания под жестокой рукой дорогих столичных косметологов. Ярким сочным губам не требовалась дополнительная краска. И конечно же, кожа. Светлая и нежная, как кожица у молодого персика, она требовала к себе достаточно много внимания и заботы. Непослушная грива каштановых волос была предметом постоянных расстройств горничной, укладывающей их в хоть какое-то подобие приличной причёски.