Жгучий брюнет сделал нетерпеливый жест, блондин подошел, опустился рядом со мной на кровать и произнес:
– Ну, хорошо. Давайте я все объясню. Вы утонули. Вас нашел Наллис. И… оживил. Похоже, вы из нашего вида.
– И-из какого вида? – вконец растерялась я.
– Мы – морские перевертыши, – охотно пояснил блондин.
– Пперевертыши? – я посмотрела на брюнета, тот кивнул, с заметным усилием отвлекаясь от моей груди, на блондина и переспросила: – Перевертыши? Это как оборотни, что ли?
Блондин замотал головой, брюнет перестал перекатываться с носков на пятки и повторил жест.
– Оборотни превращаются в конкретных существ. А мы можем обращаться в акулу, в кита, в дельфина – по желанию. И даже не полностью, а частично. Отсюда и человеческие легенды о русалках.
Последние предложения я почти не слышала.
Вспомнилась акула – сероватая махина, с изумрудными глазами и взглядом, почти человеческим, умным, осмысленным.
Я всмотрелась в лицо брюнета. Он выпрямился, будто шест проглотил и застыл, как вкопанный.
Несколько минут длилось томительное молчание. Тишина оглушала, звенела натянутой струной. Розовые клубы тумана бились в окно, словно пытались прорваться в комнату.
Внезапно брюнет ухмыльнулся, подошел – неторопливо, размашисто – и заявил:
– Ну да. Это был я. Я за тобой следил, и не первый день. Ну а что? Решил приблизиться. А ты так перепугалась… Я ничего не смог быстро сделать.
Я задохнулась от возмущения, от ярости кулаки сжались до боли в суставах. Даже высказаться – и то не получалось. Я утонула из-за него! Из-за его нездорового любопытства, неуместного преследования! Вот ведь, мерзавец! Он же почти убил меня! Убил бы, не окажись во мне гены перевертышей! И плыл бы себе дальше, подсматривал за туристками в свое удовольствие… А я… я…
Брюнет приблизился в два шага, даже не присел – скорее запрыгнул на кровать. Блондин встал, поспешно отступил к окну и наблюдал за нами, не смаргивая и не сглатывая.
– Спокойно. Не драматизируй. Да, ты мне понравилась. И я за тобой наблюдал, – жесткие, чувственные губы мужчины растянула нахальная, кривая улыбка, на щеках его выступил слабый румянец. – Не подумал, что акулы ты так перепугаешься.
Секунда, другая – и лицо его совсем близко, а губы почти касаются моих. Горячее дыхание врывается в рот, будоражит. Странно теплеет в животе. Сердце пропускает удар и вдруг подскакивает, барабанит в ушах ни с того, ни с сего, безо всякой на то причины.