До этого я очень любила петь, и все говорили мне, что у меня чарующий голос. Но в лесной глуши, страшась разоблачения, я не пожалела ведьме свой голос. Ни на миг не задумалась.
Я вернулась домой, провела вечер с сестрами, стараясь сдержать слезы, а потом спела песню, зная, что та будет последней. Наутро меня свалила лихорадка. Три дня и три ночи я лежала в постели без сил, а потом пошла на поправку. Лекарь решил, что моя немота — временное явление. Но шли дни, недели и годы, а я так и не смогла вновь заговорить. Зато и странная магия меня больше не беспокоила.
— Милые мои! — раздалось вдалеке, и мы с сестрами обернулась. К нам через лужайку спешила няня Дрю, держа в руке чуть измятые листы. — Девочки мои!
— Что случилось? — напряглась Лэсс, глядя на няню.
Обычно няня не бегала, но тут спешила так, будто случилось что-то непредвиденное. Затормозив лишь возле пледа и едва не упав, полноватая женщина принялась обмахиваться листами, переводя взгляд с меня на Лалу и Лэссию.
— Милые мои! — нервно, но радостно улыбнулась няня Дрю. — Мы едем в столицу!
— В столицу? — напряглась старшая сестра, голосом озвучив терзавшее и меня недоверие.
— Да, — еще шире улыбнулась няня, тяжело дыша. — Ее величество написала письмо нам всем, где сообщает, что через несколько дней прибудет эскорт, который и сопроводит нас в Альду!
Мы со старшей сестрой обменялись недоуменными взглядами. Хоть каждая из нас и мечтала вновь увидеть город, где мы появились на свет, но теперь, когда это должно было произойти, обеих насторожила поспешность, с которой нас вызывали.
— Что пишет тетя? — потребовала ответа Лэссия. — Она как-то объясняет, что стало причиной нашего возвращения?
Няня Дрю отрицательно качнула головой и сказала:
— Нет, но в письме сказано, что причина очень важная.
— Мы едем в столицу? — спросила молчавшая все это время Лала. — Правда, едем?
— Да, — подтвердила Лэсс, но в голосе ее не было энтузиазма. Я же… Несмотря на теплый день ранней осени меня прошиб озноб, будто я заранее знала, что ничего хорошего нас не ждет.