Надевала на лицо маску страшного чудовища и в самый решающий и ответственный момент, когда служанка миловалась со своим возлюбленным, просовывала голову в дверь и выла
нечеловеческим голосом. Несчастная девушка пугалась до смерти, хваталась за сердце и падала в обморок. О каком романтическом свидании можно было думать в таком состоянии? Её герой готов был меня убить в яростном порыве.
Каждый раз, когда обновляли портьеры в гостиной и холле, я оставляла на них свою отметину – ножницами делала прорези в нескольких местах. Этот знак говорил всем, что здесь побывала я. Сами понимаете, от красивой обновки не оставалось и следа. Сколько служанки ни штопали и не латали испорченные места, им не удавалось скрыть порчу – все понимали, что управы на меня нет.
Дверные ручки в доме раскручивала, желая докопаться, «откуда ноги растут». Слуги не сразу замечали. Но потом в самом разгаре приёма званых гостей начинался переполох:
«Куда исчезли ручки и набалдашники?».
Были в нашем замке комнаты, которые запирались на ключ – я посчитала, что это неправильно. Так быть не должно. Разве могла позволить им такое – лишить себя возможности контролировать все помещения в замке? Но и это ещё не всё.
Ночью забиралась в кухню. Ставила табурет, влезала на него, не опасаясь свалиться и больно удариться, находила мешочки с мукой. Повар имел обыкновение заранее просеивать её, подготавливая для выпечки.
Так вот, я набирала в ладошку муку, прыгала вниз, в плошке смешивала с водой. Накручивала на конец деревянной палочки вату, обволакивала в получившемся густом тягучем клее и всовывала в дверные отверстия для ключей. Естественно, после такой процедуры ни один ключ в дверную скважину вставить невозможно было. Можно представить состояние плотника, когда ему приходилось вычищать скважины от засохшего клея. В эти минуты он меня ненавидел.
Моя сообразительность била рекорды.
А ещё я любила смешивать разные крупы. Особенно меня привлекала чечевица, которой кормили обслугу. Коричневого цвета, зелёного, песочного, красного. Я тогда не знала, что название у крупы одинаковое, но готовится она по-разному, и смешивать её нельзя. Повар сильно раздражался, когда находил это безобразие: ему приходилось тратить драгоценное время, чтобы перебирать зёрна, отделять и раскладывать заново по полотняным мешочкам. У кого-то мои похождения вызывали улыбку, у других – удивление, третьих – бесили.