Пытаюсь вырваться, пока дверь открыта, но мужчина снова бьёт меня. Подвывая, сползаю между сидениями, и тут до меня доходит: а как он дверь открыл? Значит, уже не заблокированы? Пытаюсь отпереть вторую дверь, та поддаётся. А депутат орёт:
— Где ты, твою мать, застрял? Сказал, быстро сюда!
Вижу тень рядом с депутатом и вываливаюсь из машины. Обдирая колени об асфальт, ползу в сторону. Слышу крик, треск, стон… Натыкаюсь взглядом на лежащее тело. Водитель? А кто же там? Страх ещё сильнее сжимает сердце, которое, казалось, забыло, как биться. Кричу, когда ощущаю чьи-то руки на плечах. И вдруг слышу:
— Тише, Нина. Это я!
Кто «я»? Оборачиваюсь и, наткнувшись взглядом на полускрытое глубоким капюшоном бородатое лицо, судорожно втягиваю воздух. Кто это? Хочу вырваться, убежать, но ватные, будто во сне, ноги не слушаются. Руки дрожат и тоже не держат. По щекам катятся слёзы. Незнакомец обнимает меня, прижимает к себе:
— Нина, милая, да как же ты всё время влипаешь в такие ситуации? Сердце разрывается!
Я смаргиваю слёзы и, оттягивая ткань капюшона, всматриваюсь в знакомые глаза:
— Ваня?!
— Это я, — шепчет, целуя, — я, любимая. Всё в порядке, всё хорошо.
Беру себя в руки, отодвигаюсь:
— Стой. Есть сотовый? Надо полицию вызвать. — Скриплю зубами: — Срать, что депутат, я не отступлю, пока его в тюрьму не посадят. Сволочь! Думала, что не осмелится, а он... Да если не за попытку изнасилования, я такие факты обнародую, что он вовек не отмоется! Да я…
— Тише, тише, — прижимает меня Ваня. — Он никогда не причинит тебе вреда.
Спина холодеет, обрываю себя на полуслове.
— Что? — Взгляд парня мне не нравится, я пытаюсь высвободиться и встать: — Что ты натворил, Ваня? Что сделал?
Хочу вернуться, проверить, как там Фёдор Петрович, но Ваня не отпускает. Смотрит в сторону и глухо говорит:
— Не стоит тебе на это смотреть.
Понимание беды накрывает колючим одеялом безразличия так, что шумит в ушах, а перед глазами всё плывёт. Последнее, что помню — как повалилась на руки Вани.