Стройные берёзы под порывами ветра громко шелестели листвой. Ноги раз за разом спотыкались о валявшиеся на земле сухие ветки. Холодные, крупные капли хлестали путницу по лицу, но она упорно продвигалась к границе владений, заставляя себя не думать о плохом.
И вот, среди шума капель, до уха Любавы донёсся странный звук, похожий на протяжный, глухой свист. Он с каждой секундой становился всё ближе и ближе.
Перепуганная девушка, не понимая толком, что делает, бросилась бежать…
***
Санкт-Петербург. 1870 год. Комната князя Глеба Огульцова в гостинице «Пристолье»
Глеб полулежал на кровати, закинув обутые ноги на стоявший поблизости стол. Мысли его витали где-то далеко и парень не заметил, как на бледном лице вошедшего в комнату друга, появилась недовольная морщинка.
– Совсем разума лишился? Хозяйка выгонит нас, увидев такое!
Михаил быстро подошёл к приятелю, и сбросил его ноги на пол.
– Не велика потеря! – буркнул раздосадованный Глеб. – Мне уже порядком надоела эта толстая гусыня! Всё время ходит по пятам, стережёт свою дочку, словно цербер. Даже полапать красотку, как следует, не удаётся!
– Ты бы лучше занялся чем-нибудь полезным! – голубые глаза воспитанника князя Огульцева смотрели на друга с упрёком. – Столько времени прошло, а ты всё отца байками кормишь о своих успехах в учёбе. Не стыдно?
– Послушай, Мишель! – парень грубовато приобнял товарища за плечи. – Если решил выступить в роли совести, допекая каждый день, то не советую. Отправляю назад, первым же дилижансом. Мне наконец-то удалось вырваться из приторной опеки папеньки, живу, как хочу! К тому же юриспруденция потеряет не много, если я не стану её слугой.
Тяжело вздохнув, Михаил опустил взгляд.
– Но…
– Никаких «но»! Только попробуй наябедничать отцу – шкуру спущу, так и знай! Пойдём лучше, пообедаем. Я успел проголодаться! –
Прихватив сюртук, Глеб направился к выходу.
Не успели приятели выйти из комнаты, как в дверь кто-то настойчиво постучал.
Казалось, упрямый посетитель готов снести преграду напрочь, лишь бы достичь желаемого.
– Мишень, меня сегодня для всех нет! Кроме дочки хозяйки! – мечтательно проговорил Глеб.
На пороге стоял высокий, худой, как струна, мужчина, лет сорока. Чуть поклонившись, открывшему Михаилу, он молча отдал тоненький конверт с печаткой князя Огульцева.