Он точно знал, что это нужно прекратить. Желательно так, чтобы синьорина не обиделась на его неблагодарность, но отстранилась, причем сама. Никто и никогда не жалел его! Ни в приюте, ни, тем более, в казармах Шипов. Мастер Ларци заботился – это правда, и иногда Лучано до смерти хотелось поверить, что мастер видит в нем не просто интересный эксперимент или даже своего преемника. Если он болел или был ранен, Ларци за ним ухаживал, но никогда Лучано не осмелился бы ждать от него такой бережной и мягкой ласки – с чего? Наверное, так матери гладят своего ребенка. Или сестры – любимых братьев… Лучано мог бы представить под нежной рукой синьорины Айлин растрепанную светловолосую голову бастардо! Но ему, Шипу Фортунато, это зачем и за какие заслуги?!
- Что-то не так? – тихо спросила магесса, задерживая ладонь на его макушке. – Извините, я не хотела… Не хотела вас обидеть.
Лучано с чудовищным стыдом подумал, что после трех дней лихорадки волосы у него – просто жуть. Грязные и слипшиеся от пота… Как ей не противно?! А потом испытал совершенно дикое и неправильное желание повернуться, перехватить и поцеловать эти ласковые пальцы. Так, как целовал руку своего мастера – с величайшим почтением и благодарностью. Да что же это, Претемнейшая?!
- О нет, - попытался он улыбнуться. – Все... прекрасно. Я вам чрезвычайно благодарен, синьорина. За все… А сейчас, если позволите, попробую встать…
- Да, конечно!
Щеки магессы заалели, и она отдернула руку, а потом, словно спохватившись, вскочила и принялась торопливо что-то делать у печи, старательно отвернувшись. Вот и правильно… Но у Лучано было ощущение, что у него только что выдернули огромную занозу. Вроде бы все правильно, и теперь ничто не мешает, но все равно больно.