Нет, он ей не сдастся, и на колени она его не поставит. Он скорее перегрызет себе вены.
– Я же говорила – победит. Упрямый, проклятый сукин сын любит жизнь. А кто ее не любит? Все хотят жить. Даже самые презренные твари. Ну что… сорвешь сливки? Иди и оттрахай этого ублюдка. Он весь твой. Разрешаю применять насилие.
И расхохоталась.
– Он может быть строптивым.
– Ничего… я справлюсь.
– Одна уже так говорила.
Я резко обернулась, содрогаясь всем телом, представляя, как эта мерзкая змея продавала моего мужчину другим женщинам.
– Он ее убил. – выдохнула и ощутила прилив удовлетворения низменного, такого мерзкого… ведь это закончилось для кого-то смертью, но мне было плевать. – Так что будь осторожна, милая. Секс с моим псом может стоить тебе жизни. Его свяжут и в рот кляп воткнут. Он не сможет тебе навредить. Все, что ты предпримешь сама. Любое освобождение рук, ног, рта – все на твоей ответственности. Сожрет, задушит, сломает кости – твоя вина. А он может. Но какой у него… мммм оно того стоит. Поверь.
– Я не привыкла верить на слово. Я проверю. Понравится, куплю его у тебя еще пару раз, а не понравится, подаришь мне кого-то другого для утех, раз пообещала. А вообще, я люблю строптивых бычков.
– С виду не скажешь. С виду скромница. Только паранджи не хватает.
– В тихом омуте…
Засмеялась вместе с ней, а у самой сердце дергается все быстрее и быстрее. Я не знаю его реакцию, не знаю, что скажет, не знаю, как поведет себя. Для меня мой муж по-прежнему непредсказуем. По-прежнему как с другой планеты. Я и знаю его и не знаю. Да и времени прошло много…
К двери спальни шла медленно, не торопясь, пытаясь сдержать желание бежать, желание дернуть дверь и, заскочив в комнату, с рыданием броситься к нему на грудь.
Еще не узнал, еще смотрит с невероятным презрением, смотрит кровожадным зверем. И я понимаю, что Албаста права. Он готов меня убить и, скорее всего, убьет, если не узнает. Не даст и малейшего шанса. Связанный по рукам и ногам, распятый на кровати с палкой во рту. Все его огромное, покрытое шрамами тело намазано какой-то дрянью и переливается при свете многочисленных свечей.
Как же больно внутри… как же хочется растянуть это мгновение навечно. По одному шажку, приближаясь и расстегивая платье дрожащими руками, зная, что вот-вот он увидит на мне свой подарок, ожидая изменения в его глазах, в его лице, больше похожем на маску убийцы. Униженный, проданный, подаренный кому-то, обездвиженный. Я даже представлять не хотела, какую муку он испытывал. Бессильный перед женщиной. Он. Тот, кто сам больше, чем мужчина.