— Эй, бард! — нервно бросил капитан. — Заканчивай. Или не пойдешь с нами в лес. Почему? — О, этот взгляд, как у котёнка! Именно из-за него менестрель так и ехал с ними от самого Ворцлака. — Сейчас мы войдём в лес, твои крики разнесутся до самого дома некроманта, и он лично придёт по твою душу, — кажется, нужный эффект был достигнут. Менестрель задрожал, как будто и сам верил в свои сказки.
— Я тогда шепотом, можно? — и снова этот взгляд больших почти плачущих глаз. И, верно, как котёнок! Хоть и с козлиной бородкой...
— Только самым тихим-тихим, понял? А то знаем мы эти ваши бардовские шепоты. Мертвого поднимут!
— А нам еще выстроиться перед сражением с ними надо будет! — Квинс рассмеялся, довольный своей шуткой. Уж он-то был в полной уверенности, что всё пройдет гладко.
Однако При уже ничего не слышал, его захватило в плен вдохновение.
«Тёмный лес окутывал тенью всех посмевших его потревожить... Даже птицы здесь необычные. Многие из них... — менестрель засмотрелся на одну маленькую птичку, что не сводила с них глаз, — ...черная... с пронзительными бирюзовыми глазами...»
Бард остановился, чтобы записать в свиток мысли о черной канарейке. Возможно, он и сам начал бояться, потому что его руки нервно подрагивали, а перо всё время оставляло кляксы. Самое время было бы достать лютню и спеть что-то геройское. Однако капитан запретил... Настоящие вояки такие расчетливые, совсем не такие, как в балладах! То ли дело сказочные спонтанные битвы! Чтоб крики, возня, а планы и задумки летят к чертям... Вот о таком есть, что писать! Хотя менестрель на то и менестрель, чтоб даже самую скучную битву сделать эпической. А пока... пока надо было срочно что-то декламировать, пусть даже шепотом. Иначе становилось слишком страшно.
«Всё вокруг было наполнено кромешной тьмой, — испуганно шептал При недовольно фыркающему мулу. Менестрель искал объект, чтобы зацепиться за него взглядом. — Только маленькая черная птичка, похожая на канарейку проявила неподдельный интерес к отряду... Она так и вилась возле солдат, внимательно изучая каждого, особенно командира. Ой! Кажется, она заметила, что я говорю о ней!»
Мул снова недовольно фыркнул. Ему не нравился этот лес. И птичка тоже не нравилась. Однако саму птичку чужой страх ни капельки не смущал. Напротив, она села на макушку мула и стала внимательно заглядывать в глаза менестреля. Тот не мог отвести глаз. Таких птиц он прежде никогда не видел, даже во сне. Ярко бирюзовые глаза черной канарейки будто заглядывали в самую душу, от чего становилось не по себе.