*****
- Пожалуйста, Халк, пожалуйста…
Это все, что я запомнила из собственных слов по телефону. Конрад отвечал, как Док, мол, процедура непростая, нужно, чтобы человек согласился на нее добровольно, иначе сознание не увидеть… А я лепетала, что, если он не поможет, я одна не справлюсь, потому уже совсем-совсем не знаю, что делать.
Сенсор действительно был моей последней надеждой. Если он откажет, куда мне – к Дрейку? И тот, как Лагерфельд, упрекнет в том, что мы с Дэллом не способны самостоятельно решить личные проблемы?
И тогда я останусь один на один с собственной бедой.
Как много людей вокруг, как мало тех, кто чувствует чужую боль.
Халк почувствовал. И потому сообщил, что заедет через сорок минут. И да, чтобы не подставлять меня, причину отыщет сам, но ничего не гарантирует.
Я была благодарна и за это.
*****
Я стояла возле шторы в темной комнате и смотрела в окно. Темно-красная машина Конрада блестела под светом фонаря на подъездной дорожке.
Он там уже полчаса… Может, Дэлл ему все расскажет? Или увидит сам?
Я не знала, чего боялась больше: того, что Халк выйдет и скажет, что Дэлл болен, или что он здоров. С болезнью, как с врагом: если знаешь в лицо, можно что-то сделать. А что делать с неизвестностью?
Страшно, когда ты чуешь беду, а все говорят, что все хорошо. Они видят снаружи, они не ощущают внутри того, что медленно и неотвратимо рвутся жизненно-важные ниточки. Тынь-тынь-тынь… И скручиваются в обеззвученные струны. Я хочу любить, как раньше, знаю, что умею и что даже люблю, как раньше. Только в пустоту, почти без отдачи, потому что приемник на том конце сломан, и никто не отвечает в рацию: «Первый-первый, я второй, лови волны нежности назад…»
Что я буду делать, если…
Хвала Создателю, мне не пришлось тонуть в мрачных мыслях слишком долго – позади тихонько щелкнул дверной замок. Вошел Халк.
- Как он? Как? Расскажи…
Конрад выглядел задумчивым и неприятно серьезным. И все равно красивым мужчиной со светло-серыми удивительными глазами. Кажется, его шевелюра после Тали так и не вернула темный оттенок, выгорела под тамошним солнцем навсегда. А, может, именно так нравилось Шерин.
- Признаю, он нестабилен, - он говорил тихо, чтобы не расслышали из коридора. – Но в пределах допустимого. Да, будто в разладе с самим собой, но мало ли какими могут быть причины?