- Вот ты добрый, - восхитился первый. - За что Басмановым мстишь?
- Опомнись, что болтаешь? - вскинулся тот. - В чем хочешь обвинить? А может ты сам?.. - тут Лавр подозрительно сощурился.
- Уймитесь, братья, - тяжело вздохнул самый разумный. - Деваться нам некуда. Божья воля явлена. Свадьбе быть... Как не жаль мне парня, а жениться ему на этой уродинке придется. А там уж как знает... К тому же у девы на руке знак. Зрите: лебедь - птица Лады.
- Да какой это лебедь? Голубь это! Сизарь помоечный! Плюнуть и растереть!
- Сам ты...
Некоторое время старцы спорили, выясняя, что же за птица красуется на Любашином плече, а потом, так и не придя к однозначному решению, смолкли.
- Надо бы невесту в чувство привести, - нарушил молчание первый.
- Где там отвар свадебный? Готов ли? - понятливо кивнул второй.
- Женишка тоже напоить не мешает, - несолидно хихикнул третий. - А то глянет на молодуху и супружеский долг отдать не сможет.
- Спасибо тебе, Лада, за явленую милость! - хором возгласило старичье и низко склонилось перед ликом своей богини.
- Прости нам минутную слабость, ибо сами грешники, - почтительно добавил Лавр. После чего принял из рук блондинистой жрицы серебряный кубок, в котором плескало темное питье, и подступил к бесчувственной Любе.
Не приводя в сознание девушку, он с помощью коллег принялся спаивать ей непонятный отвар. ‘Да у них настоящая шайка. Один на челюсть надавливает, другой отраву вливает, а третий горло массирует. Не волхвы, а бандюги! Старики разбойники!’ - возмущенно нарезала круги вокруг алтаря бестелесная Люба. Она так разошлась, что не заметила, как Лавр отставил кубок, подхватил посох и ткнул им в солнечное сплетение. В смысле в ее Любино родное, любимое и единственное солнечное сплетение.
Сон резко перестал ей нравится. Потому что одновременно с ударом девушку втянуло внутрь. ‘Словно мусор в пылесос,’ - обиженно подумала та и распахнула глаза, стараясь вздохнуть.
Старики тут же отступили прочь, уступая место белокурым жрицам. А уж те не терялись, принялись щебетать словно птички, задавая десятки вопросов и не ожидая на них ответов, а сами тем временем подхватили Любу под локотки и повлекли прочь из зала. Она шла за ними словно пьяная, не понимая и половины слов, чувствуя, как с каждым пройденным шагом ее охватывает возбуждение. То самое женское, глубинное. Возбуждение, от которого темнеет в глазах, дыхание учащается, наливается и становится болезненно-чувствительной грудь, а внизу живота собирается лава.