Второй парочке не так повезло. Их столы стояли в самом темном углу, а лампа тоже была одна на двоих. Впрочем, нужна была она только одному. Худощавый молодой мужчина в аляповатом костюме красного цвета и ярко-желтой рубашке фривольно расположился на своем стуле, уложив ноги на стол. А точнее на стопку ненаписанных отчетов. Именно на его столе стояла лампа.
На книге, в чтение которой он был погружен, было написано "Убийство в доме на улице Елей", и, судя по блаженной улыбке, он был поклонником подобного чтива.
Его напарница сидела практически в полной темноте, прикрыв глаза. И курила. Огонек тонкой сигареты в изящном длинном мундштуке был единственным источником света, служившим ей.
Тишина ночного участка нарушалась лишь скрипом перьев Крома и Ниарко, да листанием страниц того, кто, судя по его табличке, носил имя Джек Роквелл.
Ночью здесь всегда тихо.
Почти всегда.
Дверь капитанского кабинета с противным скрежетом несмазанных петель отворилась, и на пороге появился высокий мужчина, чье лицо было изуродовано жутким шрамом через все лицо. Он где-то потерял глаз, и носил повязку, а выправка говорила о том, что он - бывший военный.
- Роквелл, Нордив, ко мне, быстро, - громоподобно объявил он.
Кром и Ниарко синхронно вздрогнули, и один из них посадил кляксу на уже почти законченный отчет.
Даже ночной мотылек, тихонько бившийся о лампу Джека, испугался и куда-то исчез.
- Капитан, вы же в курсе, что сейчас ночь, и нас здесь могло не бы-ы-ыть, - пропела женщина из темноты и с удовольствием затянулась.
- Ты хочешь, чтобы я повторил, Кира? - поднял бровь над отсутствующим глазом капитан.
Женщина глубоко вздохнула.
- Ну ла-а-адно, - она как будто специально растягивала слова.
Напарники покинули свою темную зону и прошли в кабинет начальника под взглядами коллег. В глазах одинаковых Крома и Ниарко проглядывалось злорадство.
Когда дверь за парочкой закрылась, капитан перестал делать гневный вид, и теперь выглядел просто устало.
- Ты мог бы быть повежливее, - укоризненно сказала Кира.
Она, оказавшись в кабинете начальника, тоже перестала изображать из себя жеманную дуру.
У нее была шикарная шевелюра, шикарная задница и шикарная грудь, что она не забывала подчеркивать струящимися шелковыми платьями с глубоким декольте и пышной прической. Ее можно было принять за девицу легкого поведения, если бы не блестящий пистолет, неизменно висящий на поясе.