- Я ушел, до вечера, - снова подошел к ней, повернуло ее лицо чуть в сторону и поцеловал в губы, едва ощутимо, - Люблю тебя.
- А я тебя!
Давид улыбнулся во все тридцать два и ушел.
А Ксюша… схватилась рукой за шею, прикрывая то, чего там уже давно нет. Дышала с трудом и сердце бешено колотилось.
Силой воли заставила себя опустить руки, вцепилась пальцами в мрамор со всей силы.
Она одна. Свет горит ярко. Никаких теней. Никого за спиной. Только она одна.
Только она…
ГЛАВА 1
Пять лет назад.
***
На улице становилось темно, зажигались фонари, освещая улицы для жителей города.
Давид со смешанными чувствами наблюдал за тем, как фонарь за фонарем вспыхивали, озаряя своим светом накатывающую на улицу темноту.
Сидел в удобном мягком кресле, улыбался шуточкам друзей. Но нет-нет, да поглядывал на дверь. Именно вход вызывал двойственные эмоции.
Напряжение, и даже едва уловимую злость, потому что опаздывает, или вовсе решила не идти никуда. И предвкушение, болезненное, мучительное, от которого сердце заходится удовольствием и болью, потому что увидит ее.
Его наваждение. Его мука. Его лучший друг. Его соратник. Его…, к сожалению, не его девушка, но та, ради которой он бы пожертвовал всем,- своей жизнью, если бы потребовалось.
Ежегодная встреча одноклассников без ее фееричного появления проходила скучно, блекло. Для него. Для остальных, - а набралось на данное время человек десять,- нормально, удовлетворительно.
- Смолов, аууу, ты где? – перед его лицом Олька помахала ладошкой, потрепала его по волосам, привлекая внимание,- с детства терпеть не мог, когда кто-то волосы трогал, - Да придет твоя зазноба, придет, - уже замужняя дама покровительственно хлопнула его по плечу.
Давид перевел взгляд на бывшую одноклассницу, вперил в нее очень недобрый взгляд. Что ж, возможно с виду его нельзя было назвать грозным, но смотрел на людей он всегда убийственно, этого не отнять. Темперамент был бешеным, контролировать свой характер было тяжело, но к двадцати двум годам он сумел обуздать эмоции и дисциплинировать ум.
Правда, когда такие вот «подруги», как эта, начинали мелькать перед глазами и пытались корчить из себя что-то большее, чем они есть, его выдержка подвергалась испытанию. Придушил бы ее за этот покровительственный тон и жест. Размазал бы.