— Развею, — вкрадчиво пригрозила бессловесному безобразнику.
Привидение рисковать не захотело, видимо, осознавало, что ни один светлый гримуар не стоит загробной жизни, и забилось под полку.
— Нечисть, раньше ты такой послушной не была, — хмыкнула я, вытаскивая из испорченного пучка две длинные костяные шпильки.
— Раньше ты ее и развеять не могла, — в глухой, сдавленной книжными стеллажами тишине прозвучал ироничный смешок Калеба.
Я давно перестала дергаться от неожиданности, скорее уж сразу била проклятием, но руки оказались заняты. Одна шпилька, вдруг приобретя подвижность, выскочила из пальцев и упала на потемневший от времени паркет. Тяжелые, еще влажные волосы непослушной волной рассыпались по плечам.
Калеб возник откуда-то из-за книжных шкафов, наклонился за украшением и протянул мне:
— Держи. Кажется, ты случайно уронила.
— Благодарю, любитель подкрадываться со спины. Я уронила не случайно, а от неожиданности, — повторила я насмешливый тон и, подчеркнуто проигнорировав, с каким вниманием он наблюдал за моими руками, вновь собрала волосы в пучок.
С прической было покончено, Калеб по-прежнему стоял рядом и смотрел.
— Если ты закончил меня разглядывать, то открой родовой гримуар, — кивнула я на тяжелую книгу с окованными серебряным «кружевом» уголками.
— Истван здесь ты, — напомнил он, растягивая губы в улыбке и неожиданно являя мне, библиотечной нечисти и вообще белому свету ямочку на левой щеке.
— То есть тебя не усыновили, а просто колечко задарили, — протянула я, мысленно удивляясь тому факту, что родовой знак дед щедрой рукой отсыпал, а фамилию дать пожадничал.
— Заметила перстень? — усмехнулся Калеб.
— Ты же его не прячешь, — дернула я плечом и осторожно кончиком указательного потянулась к гербу в центре кожаной обложки.
— Страшно, темная чародейка? — конечно, не пропустил мужчина опасливый жест.
— Разумеется, нет.
Да, святые демоны! Думала, что меня куснет магией так, что волосы встанут дыбом, и шпильки разлетятся по библиотеке, но обошлось. Гримуар чуточку уколол, скорее из вредности, нежели из желания спугнуть. Серебряное кружево, обрамляющее герб, завертелось, ожило, и книга сама собой раскрылась, выплеснув в сумрачный воздух поток голубоватого света. Видимо, для родовой книги Истван и с темным даром по-прежнему оставался Истваном. В отличие от всяких самозванцев.