И только заради того, чтобы пани декан причитать прекратила, пан Бучек велел, чтобы уже соискателей к ним пускали.
Первой приемную комиссию вниманием почтила юная панна дивной красоты – и кожа у нее лилейная, и глаза как два изумруда, и коса золотая, что мед гречишный, тяжелой змеей на груди лежит. А грудь сама… На пару мгновений пан ректор даже позабыл и о почтенных летах своих, и о еще более почтенной супруге, что обладала тяжелым норовом и рукой также нелегкой.
С превеликим трудом стряхнув с себя наваждение, пан Бучек принял у девицы свитки с грамотами, в которых значилась, что ясновельможная панна Злата Яблоновская, чей батюшка землей и титулом был пожалован, для обучения в Академии годна.
На красавицу приемная комиссия взирала с превеликим неодобрением. Чай еще годика три назад, юная прелестница о граните науки бы и не помыслила – разъезжала бы по приемам и балам, в надежде годного мужа получить. А тут – вона вам. Стоит, глазищами хлопает.
Тех, кому боги искры магической не пожаловали, или с даром совсем уж слабым, не пропускали ворота. Однако, оказалось, что в шляхетных семьях вдосталь водилось девиц подходящего возраста для обучения в Академии годных. Только чего ради панночки с приданым, да и родовитые к тому же, станут цельных пять годков юности тратить за учебниками?
Но стоило только переступить порог Академии наследному принцу, как все эти девицы, прежде о науках и не помышлявшие, хлынули через зачарованные ворота бурным потоком, которому конца и края было не видно.
Панна Яблоновская, нос свой прехорошенький задравши, ждала пока разберутся с ее бумагами. Те были в возмутительном порядке.
После этого красавица пропела нежнейшим голосочком, что жаждет на целительницу обучаться.
Пани Квятовская поднесла к лицу флакончик, в которым, как подозревали коллеги ее, держала магесса нюхательные соли.
Не иначе как сжалившись над измученной коллегою, обратился к соискательнице пан Горелик. Он перстом своим, сухим, узловатым указал на постамент в центре комнаты. Тот был так сер и непригляден, что поневоле взгляд от него все отводили. А на постаменте лежал куб, навроде прозрачный как лед.
– Коснитесь-ка, панна, кубика, – велел проректор и мысленно воззвал к богам.
Высшие силы не так уж часто отвечали на молитвы пана проректора, однако, он каждый раз не оставлял надежд, что вот на этот раз…